Медленно приближаясь к лилововолосой, Ника размашисто помаячила серой папкой.
— Я об этом, — пояснила она. — Что это такое?
Мормолика побледнела, попятившись, натолкнулась на дверь и замерла.
— Что это я тебя спрашиваю? — грозно повторила Ника.
— Это? — Лушана лихорадочно начала придумывать подходящее объяснение, несущее за собой минимальные физические повреждения.
— Это!
— Это…
— Луша! — не выдержал вепрь-перевертыш. — Да скажи ты дэвице, шо это такоэээ! Невидэшь она в исступлении.
— Кабан, предлагаю тебе заткнуться и перейти мне в оберегатели. У этой высокородной дэвицы не все в порядке с психикой, — сказала лилововолосая цинично.
Подсознательно Ника всегда сомневалась в искренности мормолики, но сейчас все равно почувствовала себя преданной и раздавленной, как случайно попавший под колеса жук.
— Ты поэтому ко мне в подруги набивалась? Поэтому так часто спрашивала про моего отца? Вернулся ли он, дал ли о себе знать. Статью писала? — эмоционально спросила агент Верис.
Спрятавшись за широкое плечо перевертыша, Лушана перестала изображать повинность и равнодушным тоном сказала:
— Набивалась? Да ты сама звала меня, когда тебе было скучно. Я лишь была приветлива и офигеть, как дружелюбна. Натура у меня такая.
— Подтвэрждаю, — кивнул Кабан, запихивая в рот последний кусок пиццы.
— Свинячья у тебя натура, — огрызнулась Ника.
— У мэна? — уточнил перевертыш.
— У тебя морда!
— Послушай, Ника, — деловито сказала лилововолосая, — раз мы вроде все выяснили. Я тебя не уважаю, ты меня презираешь. Разойдемся на этом и перестанем здороваться.
Верис с колючим прищуром посмотрела на мормолику.
— Разойдемся, — произнесла она и воспользовалась забытой силой, доставшейся от отца.
Папка, в которую долго и скрупулезно Лушана складывала все наблюдения, догадки и факты по делу огненного барона, вспыхнула синем пламенем.
— Нееееет! — раненым животным взревела лилововолосая девица и, оттолкнув перевертыша, прыгнула на агента службы охраны.
Мормолика повалила бывшую приятельницу на пол, попыталась вырвать горящую папку. Ника чувствовала отвращение к пировозможностям своей мануальной магии, боялась этого преимущества и почти никогда не использовала. Создание огня даже чисто физически являлось малоприятным. Но обида и чувство разочарования, которые Верис сейчас испытывала, придавали пламени непоборимую силу. Голубая искра сорвалась с ладони, шутливо прыгнула на разбросанные по полу книги и вспыхнула. Вепрь-перевертыш испуганно ахнул и метнулся на кухню за водой. Серая папка в руках Ники сгорела дотла.
— Ну, ты и сука! — прогремела Лушана и занесла кулак для удара. — Я так долго собирала этот материал!
Ника успела убрать голову и вся тяжесть негодований мормолики обрушилась на деревянный пол. В ответ Верис вцепилась в лиловые волосы и толерантным желанием подпалила их.
— Ааааааааааааааааааааа! — на все общежитие заорала вмиг полысевшая Лушана.
Сердце колотилось в бешеном ритме. Пытаясь вспомнить, как дышать и вместе с тем выбраться из-под тучного тела, Ника подожгла бывшей приятельнице шорты, схватилась за ворот футболки, и тут увидела презлющий кулак — молот желавший сокрушиться поджигательнице в нос.
— Аааааааааааааааа! — на этот раз боевым кличем прогорланила Лушана.
У агента Верис авансом потемнело в глазах.
— Остыньтэ, — снисходительно сказал Кабан и вылил на амазонок ведро воды. — Безобразничать будэте не в мою вахту.
Огонь побеждено потух.
— Кабан! — взвизгнула лилововолосая.
— Так, ты сюдэ, — перевертыш приподнял лысую мормолику, перевалив ее в кресло. — А ты, — вепрь схватил Нику за шиворот и вытолкнул из номера, — сюдэ.
Промокшие бывшие приятельницы обменялись ядовитыми взглядами и неприличными жестами.
— Досвэдание, до новых встрэч, — попрощался Кабан и закрыл перед Никой дверь.
Девушка осмотрелась. «Юродивые всезнайки», с интересом следившие за дракой попрятались в комнаты. Только полуголый очкарик, высунув язык, продолжал снимать Нику на мобильник.
— Дай сюда! — вырвав у смельчака телефон, гавкнула она и переместилась в свою комнату.
Оказавшись в родной обстановке, девушка услышала знакомый шум и рванула к открытому окну, выглянула. Кряжистая мормолика уже перелезала через балкон, всем сердцем возжелав физического реванша.
— Хрен тебе! — крикнула Верис и бросила шаловливый импульс в стену.
Небольшой выступ, по которому Лушана перебиралась в комнату Ники, осыпался, закрыв для мормолики и без того опасный путь.
— Я это запомню, — сквозь зубы пробубнила полысевшая.
— А лучше на руке выжги. Чтоб наверняка! — выкрикнула Ника.
Воительницы разошлись с суровыми, как кирза лицами.
Агент Верис присела на край стола, почувствовав как донорское сердце, словно сжимается в тугой узел. Пламя, что недавно горело в руках, превратилось в жар, заблудившийся в ее теле. Ника глубоко вздохнула, но довольно улыбнулась, когда на кровати помимо чужого мобильника увидела непредумышленно вырванный серебряный пропуск Лизабет Локус.
«Так и надо чертовке!» — подумала Верис.
Когда Ника работала агентом отдела чрезвычайных происшествий, ей иногда казалось, что было бы здорово погибнуть на задании. Шальная сфера в голову — и все. Почетно, печально и даже трагично. Сейчас же девушка понимала, что нелепо погибнуть могла несколько минут назад, просто от свинцового удара по лбу. От спонтанных философствований на тему подлой жизни и постыдной смерти Нику отвлекла гнусно запищавшая мелодия. Звонивший мобильник очкарика, дребезжа и помигивая, карабкался по кровати. Ника дотянулась до телефона и раздраженно ответила на звонок:
— Что?
— Может, ты вернешь мне мой телефон? — раздалась грустный голос из трубки.
— Очкарик, ты что ли? Забудь и купи себе новый.
— Но…
— Я оставлю твой мобильник себе, как моральную компенсацию.
— Но…
— Забудь, придурок, — сказала Ника и отключила телефон.
Девушка почувствовала себя неважно и осторожно присела на кровать. Сердце билось, словно ржавеющий механизм, отдавая пустынным отзвуком в уши. Ника понимала, что зря воспользовалась огненным даром отца — донорское сердце, как азалия не выносило жару.
Мобильник очкарика запищал вновь.
— Ну что еще? — сняв трубку, устало спросила Верис.
Голос из телефона неуверенно начал:
— Послушай воровка… ты это… возможно… ну, как альтернативу… вместо моего телефона ты возьмешь… пропуск на рассеивание тролля?
— Рассеивание?
— Да, да. Это будет зрелищная феерия.
— Какого тролля? — взволнованно поинтересовалась Ника.
— Ты че? Ну, то чудовище, что похитило детишек. Газеты не читаешь?
— Газеты врут, он не похищал детей. Детей вообще никто не похищал, — буркнула Верис. — Так его что казнят?
— Конечно, он же преступник. Ну, так что, вернешь мой телефон? Бартер?
— Конечно, нет, — сказала девушка и отключила телефон.
Она утомленно прикрыла глаза ладонью. Не понимая, что приносит больший дискомфорт, неправые мысли о причастности к чужим бедам или липкая одежда, Ника стянула с себя мокрые джинсы и футболку, перевернулась на бок, накрывшись покрывалом.
Публичное рассеивание — своего рода контроль общества за действиями властей — редко свершалось над низшими сверхъестественными существами. Присутствие зрителей при ликвидации, например, банника — маньяка или жаждущего упыря для проформы ограничивалось единственным казенным свидетелем. От наблюдателя требовалась лишь подпись в подтверждении осуществленной казни. К тому же рациональным решением всегда считалось возвращение нечисти в заповедник, потому как тюремное заключение являлось слишком затратным, учитывая долголетие преступных сущностей. Лиге Сверхъестественного не нужны были показательные трупы, в отличие от бесплатной магической силы, поэтому рассеивание считалась крайней мерой. Но в деле Цератопа не имели значения принадлежность тролля к низшим существам и обоснованность возвращения законопреступника в резерват. Варпо — бывалый заплечных дел мастер, давно сосланный в заповедник — «совершил злодеяние» накануне семнадцатого заседания членов Лиги Сверхъестественного. Если бы это не попало на первые страницы газет и не разволновало общественность, ликвидировать тролля публично не посчитали бы нужным. Монстра бы снова отправили в резервацию.