Прежде, чем сунуть зеркало в щель между гаражами, Туська не удержалась, чтобы не полюбоваться им на прощание: старинное, Юр-Тогосской работы, на длинной ручке, в обрамлении серебряных веточек, - оно пускало круглые солнечные зайчики и отражало небо. Все казалось таинственно-волшебным в круглой глубине - и прозаичные ржавые стены гаражей, и облака, и по-августовски пышные заросли лопухов и полыни. Заигравшись, Туська едва не подскочила от оклика. Минька стоял, до колен утопая в зелени, испуганно таращился на нее. Туська быстро сунула зеркальце за пазуху:
- Ты ничего не видел.
- Туська... - он набрал дыхания. - Тетку твою...
Она, не дослушав, бросилась к дому. Двое в форме удерживали тетку, а та цеплялась за перила балкона и кричала:
- Настя! Настенька! Беги!
Поспешно захлопывались открытые по случаю жары окна.
- Это он, - подумала Туська. - Это он, предатель! - и бессильно погрозила кулаком спрятавшемуся за кронами высоких тополей дому. Хотелось плакать и очень хотелось есть. Туська с тоской вспомнила о теткиных борщах, которые так презирала, и сглотнула слюну. Побренчала в кармашке мелочью. Хватит на пирожок. И на переговорный пункт.
Ей повезло: никто не стал особо приглядываться, и автомат оказался исправным, сработал с первого раза, но услышав в трубке знакомое "Але!", Туська разрыдалась.
- Ника! Что там? Что там такое?! - басовито вмешался отец и, похоже, забрал у мамы трубку. - Ничего не слышно.
В мембрану подули и постучали:
- Анастасия, это твои фокусы? Анастасия!
Туська так ничего и не сказала, потому что какой-то парень стал пристально всматриваться в нее через стекло. Аккуратно повесила трубку на рычаг, вытерла слезы. Что делать?
Сельма, подумала она. Хорошо, если Сельма в городе. Парень утратил к Туське всякий интерес, но и она забыла про него, едва оказавшись на улице. Влезла в полупустой троллейбус, прикорнула на пыльном теплом сиденье. Сельма вела у них эстрахорнский, а еще театр, и походы - все-все-все. И не надевала на себя "маску стервы", как выражается психологица. К ней можно было прийти с любым, она понимала.
Туська едва не прозевала остановку, выпрыгнула в последний момент, подумала, что это плохо, ее могли заприметить, но потом решила, что все слишком сонные от жары, чтобы обращать на кого-то внимание. Прижала руку к животу, который холодило зеркальце, и ей стало спокойнее.
Сельма открыла, сказала обычным голосом:
- Настя? Очень хорошо. Проходи.
Но в глубине длинных глаз поселилось удивление.
- Я обедаю. Будешь?
Туська быстро закивала.
Смывая с рук земляничную пену и вытирая их розовым махровым полотенцем, она изумлялась, что ничто не изменилось, что все та же ласковая и покойная жизнь вокруг и отчего же ей хочется спрятаться, забиться в угол, и те двое в форме, оторвавшие тетку от перил, а Гематоген... Минька его покормит, или забудет, он ненадежный, этот Минька...
- Сельма, тетю арестовали!
Она рассказывала, глотая слезы и путаясь в словах, а Сельма слушала, знакомо подпирая рукой подбородок, и в ее глазах виделись Туське внимание и сочувствие.
Туська кончила и замолчала. Сельма положила ей руку на плечо, и Туська стерпела - Сельме позволялось многое. А больше всего хотелось уткнуться в горошковый халатик и, чувствуя себя под защитой, заплакать. И оттого слова Сельмы были, как удар.
- По-моему, ты должна отдать зеркало.
Туська молчала, приоткрыв рот. А Сельма говорила, и слова ударяли, как молоточек по шляпка гвоздей.
- Понимаешь, иногда так бывает. Это долг, и ничего не изменишь. Ты уже взрослая, ты должна понимать, что жизнь человека дороже зеркала.
- Но это несправедливо! Я не больная, и она не больная. Я докажу!
Она стряхнула руку Сельмы, вскочила.
- Ты веришь мне?
- Я?.. Да-а..
- Тогда послушай. Тетю надо спасти. Правильно?
Туська покорно кивнула.
- А для этого надо вернуть зеркало. И чем скорее, тем лучше. Объяснишь, что маленькая, перепугалась...
- Я не маленькая!
Сельма тряхнула плечом:
- Неважно. Если хочешь, я позвоню, все объясню. Прямо сейчас.
Она направилась к прихожей.
- Нет!
Когда Сельма обернулась, в глазах было все то же холодное удивление:
- Ты не хочешь? Но так нужно!
- Кому - нужно?! - она кричала на учительницу, которую любила... когда-то любила, уточнила Туська, в прошлой жизни. Которой нет. - Кому нужно-то? повторила она тише. - Кому?
- Твоей тете. Чтобы ее выпустили... из изолятора. Ведь ты ее любишь?
Туська проглотила комок:
- Но ведь оно последнее. В городе. В стране. А может, на земле.
- Ты в это веришь?
- А вы... верите, что зеркала несут зло?
Она смотрела в коричневые глаза Сельмы и думала, что будет, если та солжет.
Или ничего не будет, потому что взрослые всегда лгут, а им никогда ничего не бывает? Даже самые лучшие...