Эмма поднялась, посмотрела на спящего Артема. Наверно девушки, вот и Ритка воспринимают его потенциальным партнером, очень даже годящимся для отношений. Она – же его сестра видит в нем бутуза, который безо всякой меры требует все ее внимание, как и все ее конфеты.
Но это ее бутуз. Они могли расплеваться на всю жизнь и за одного шоколадного батончика. Но нет, пронесло. Они – самые близкие люди на свете.
Эмма нащупала шлепки, всунула их в ноги, прошла несколько шагов и… стала осаживаться прямо на пол. На столе в незнакомой бунгало вазочке стоял белый неизвестного названия цветок.
–Агафья! Она держала его в руке, когда приходила во сне!
Звук столкновения ее худой попы об пол Артема не разбудил.
Эмма подумала, что не такая уж она и худая. На то, чтобы вспомнить причину, пославшую ее, как выяснилось, довольно мягкое место к совсем не мягкому полу, потребовалось время…
Эмма вспомнила все, забившись с головой под одеяло. Ее трясло. Дрожь шла изнутри и Эмма все никак не могла ее унять снаружи. Ее успокаивающие мысли, отправленные внутрь, встречали не перелазный барьер.
–Прекрати, истеричка! Сейчас Артем проснется, опять перепугается. Сколько можно!
–Погоди, Агафья точно обещала: «Со мной здесь ничего не случится… когда поедешь, тогда и трясись!»
–И что, и впрямь поедешь?
–А есть другой выход? Будем жизнь губить в самый цвет?
Эмма думала и думала целый день. Никто ей не мешал. Артем уехал забрать билеты. Железнодорожный Егорьевск – пока не современный аэропорт. Ритка забежала поздороваться и вернулась в свои трудодни. Эмма старательно улыбалась обоим, как и тете Вале.
Эмма из-под одеяла-то едва заставила себя вылезти, но пришлось еще идти на пляж. А до этого еще и есть много, когда тело еды вплоть до категорических мер не принимает.
Нельзя. Ведь у нее все в порядке. Она просто праздно отдыхающая, очень ценящая последние денечки солнечного юга и без того пострадавшая и похудевшая на больничных харчах.
К вечеру того же дня Эмма уже поняла, что сделает. Она рискнет. Уедет. Попробует. И нечего тут было голову ломать. В глубине души она сразу все решила, иначе хотя бы подумала, прежде чем говорить с Артемом о билетах…
Этот вечер прошел по-другому. Гораздо веселей. Когда стали приходить первые станичники с дарами на чаепитие, Эмма не знала, как она справится. Вечером на нее напала жуть в сопровождении слезливого настроения, она очень боялась разреветься на людях.
Однако, все оказалось терпимо. Эмма как-то отвлеклась и к типической двадцатой чашке даже уже смеялась. Мужики на фоне общего чаепития, устроили свое – самогонопитие. Сегодня сценки разборок с женами как под заказ шли все забавные, не злые.
–Уж если мне и правда конец, так хорошо бы прям щас. Не зря говорят: «На миру и смерть красна.»
–Тьфу, не ту поговорку вспомнила.
Чай бурлил в животе и только что через уши не выливался, но Эмму это трогало еще меньше. Во-первых, опыт имелся. Во-вторых, ну во-вторых, говорят: «У нас желудок умеет растягиваться до невероятных размеров.» Хорошо бы и все остальные части тела, материальные и мистические также не ломаясь выдерживали колоссальные нагрузки.
В эту ночь они с Артемом на перегонки бегали в туалет, утра не дождавшись. Между этими веселыми стартами Эмме снилась Агафья. Она ничего не говорила, лишь неодобрительно качала головой и опускала в зелену траву грустные глаза…
* * *
Оставшие дни пролетели быстро. Эмма очень старалась не думать о плохом и по большей части постаралась вернуть себе прежний беззаботный образ, так ей по крайней мере, казалось. Она не пошла по легкому пути зарыться в пляжный песок и под неумолчный шум моря нервно ломаться на тему: «Как остаться в живых.»
Она вернулась к людям еще и по мыслям «свои глаза легче отвлекать, находясь на чужих глазах».
Тем более, что в станице после стихийного обсуждения – похожей, только более позитивной темы – как жить дальше, неожиданно выработалось вполне рациональное решение, по крайней мере – одно из них.
Кто его придумал, теперь не устанавливалось. Многие утверждали, что это именно им пришло в голову. Но большая часть признавала право Макарки.
Макарка говорила: «Его ведь видели все, какое-то время он уже лежал. Но лишь сейчас разглядели. Это, помните, дядя Степан, наглядевшись на заикающуюся племяшку единолично его положил: Говорил: «Тут эта дрянь, если гонять и будет, так на разовых авто».
Речь шла о лежачем полицейском.
Макарка внесла предложение, засучила рукава и также использовала профессиональную помощь. И в итоге за очень небольшие деньги, конечно, не напротив каждого дома, но достаточно часто на внутреннюю дорогу – камень преткновения легли стражи скорости. А по концам станицы заняла свое место полицейская гармошка личного производства.