Да что ж это такое… если ничего не сделать, я просто… я просто завою на весь вагон.…
«Нет, нет, я… я полежу немного» – ответила Эмма не своим голосом.
Не своими руками вытянула из сумки мобильник.
Очень стараясь не прерывать страхом любые посторонние мысли. Эмма освободила одну руку.
Черт его знает, выть сильно хочется, вдруг отвлекусь и правда завою, так хоть рот себе закрою, не хватало только перепугать Артема последним нервным припадком… вот еще… почему последним?
Эмма подтянула руку к лицу, лицо уперла в трубу и проследила, чтобы не выглядеть со стороны валящейся в обморок или принявшей на плечи все страхи мира. На этом ее словно обездвижило.
Опять?!
Эмма дернула головой. Шея слушалась.
Эмма пристыдила себя всякими правильными словами – это надо до чего себя довести! Ты бы в своих психосоматических явлениях хоть бы с психом дружила, хоть бы с соматикой. Да что с тобой такое!
Эмма строго отсчитала себя, и километров на несколько ее хватило. Она начала слышать успокаивающий перестук колес и снова ощутила себя как живую и даже лед внутри стал вроде как порыхлей. Хотя какие нервные окончания потянут ощутить степень разрыхления внутреннего льда.
А дальше ужас навалился по новой. Эмма боролась, ругалась, опять немного успокоилась. Но дальше жуть обступила плотно и осталась навсегда.
Потому, когда все началось… Эмма даже обрадовалась, значит скоро и кончится.
Артем как раз вышел в туалет и завис там по причине столпотворения. Эмма похвалила себя за отслеженную логическую цепочку в мраке страха – все пассажиры уезжают из южной земли с сумками, полными фруктов, кушают их, не всегда усердно намывая, поэтому и создают очереди в туалете.
Заглянула проводница с предложением чая. Взглянула на фруктовый завал, хмыкнула и не дожидаясь ответа, удалилась. И хорошо, Эмма не смогла бы ответить. Она взаимодействовала лишь с мыслями.
Как только вышел Артем, Эмма дала себе немного воли. Подскочила, отползла в самый постели угол и, подобрав вплотную ноги, забилась в него. В тон перестуку колес у нее резво стучали зубы.
Значит уехали. Уже далеко отъехали -вон… по стене с дверью, отражаясь в зеркале, прошел бесцветный блик. Вроде фигурка из палок-галок. Его встретил уже цветной – отмыто красный мазок. Встретил и поглотил. Без неприятного сопровождения, ни хруста, ни запаха.
Эмма почти улыбнулась: «Мультики!»
Но следующая настенная картинка развлекать перестала. Внутри зеркала зажглась ярко оранжевая спичка. И в следующий же миг полыхнуло сразу все стеклянное полотно.
Эмма дернулась в сторону горы фруктов, оглянулась на окно – нет, не выбраться! Больше бежать некуда. Отвлеклась всего на миг, когда вернула взгляд к горящему зеркалу, полыхала уже вся стена. Языки пламени, словно злые, трусливые шакалы, выскакивали вперед и отпрыгивали назад. Но уже не на прежние позиции, каждый раз отвоевывая сантиметры пространства. Как торопится, как зверски он спешит! Тебе плевать, а мне каждый миг дорог…
Противно запахло горелыми синтетическими материалами. В левом углу Тёминой постели разгорелось отдельным костром яркое пламя. Это из чемодана, поставленного под полкой постели громко выкрикивали свои последние протесты копии станичных документов.
Еще несколько мгновений спустя стало вовсе нечем дышать. Пламя добралось до фруктов, они зашипели, выбросив в воздух влажность и подозрительно быстро начали гореть.
Знакома ты с запахом горелых арбузов, а дынь? Кто-нибудь верит своим глазам, когда они видят продукт, состоящий из 90 с лишним процентов воды, полыхающий, как цистерна с бензином?
Этими последними не отвлеченными мыслями Эмма прощалась с сознанием, теперь она лишь подвывала от ужаса.
От отсутствия кислорода легкие стали спазмировать. Видимость ушла насовсем. Глаза, нос драло… память вытянула в почти отключенный мозг картинку детского воспоминания. Песок в лицо…
Сквозь скрежет и боль в глазах, Эмма вдруг обнаружила прямо против себя непонятно откуда взявшийся белый снежный, нет клин сухого льда узким концом к себе. Пламя по его краям послушно успокаивалось черными неровными полосами. Сейчас дотянет, дотянется до нее и все снова будет хорошо. Разом вернулось соображение.
Да это… это же Агафья!
Помоги! Не послушалась! Прости ради Бога! Буду жить, где укажешь. Только спаси! Жить, хочу жить!
В дверь начали ломиться. Открыть ее не могли. Крики, беготня. Вопли перепуганного Артема: «Эмма! Эмма!», перекрывали все звуки.
Клин перед глазами продолжал разрастаться, но в отвоеванном пространстве явно терял силу. Уходил цветом в серую коричневость и рыхлился структурами, в ощущениях похожих на недавний внутренний Эммин лед. Исчез он также быстро, как появился. Спустя несколько мгновений его следы поглотило пламя точно по прежним направлениям, выбросив в пространство пар и снова мгновенно порабощая зрение.