Он перевел расслабленный взгляд на второй ряд полок и представил себе, как готовят эти разноцветные жидкости. Размешивал красители в бочках и с помощью ковша и воронки разливал спиртное по бутылкам сурового вида немолодой брюнет с обветренным дубленым лицом и крепкими волосатыми руками. Никите Николаевичу он виделся в оливковом прорезиненном фартуке и был жителем Средиземноморья – то ли греком, то ли испанцем…
Красивым изумрудным цветом выделялась бутылка с крутыми рельефными боками, абрисом похожая на подбоченившуюся бабу. «Абсент? Джин?.. Если все это правильно смешать, сделать купаж – так, кажется, это называется? Наверняка же на клеточном уровне не выдержит ни одна зараза, – пьянея, размышлял Никита Николаевич. – Отступит под натиском отвратительного пойла… Как было бы прекрасно. Что у вас? Рак поджелудочной? – какие пустяки! Вот вам, пожалуйста, по пятьдесят грамм три раза в день перед едой. Что за состав? Никакой тайны, сами можете приготовить. Виски, португальский портвейн 20 градусов, немного рома и красное сухое вино из региона Бордо. Сорт винограда не имеет значения. Главное, чтобы именно из Бордо и минимум сахара… Не волнуйтесь, пропорции установлены согласно последним научным исследованиям Всемирной организации здравоохранения…»
– У нас можно курить, – сказал неожиданно появившийся бармен.
Никита Николаевич очнулся.
– Не курю и вам не советую, – назидательным тоном сказал он, будто разговаривал со своим больным.
– Рака легких боитесь? – улыбнулся бармен.
Никита Николаевич уверенно замотал головой.
– До легких не доберется, не успеет, – серьезно сказал он и вдруг махнул рукой: – А, впрочем, давайте подымим! Угостите?
– Пожалуйста, – сказал бармен и протянул пачку сигарет. Потом наполнил стопку и снова удалился.
Никита Николаевич закурил. После многолетнего перерыва у него с непривычки закружилась голова. Он подождал, приходя в себя после первой затяжки, затем выпил и продолжил бесцельно разглядывать бутылочное хозяйство. Мыслей не было никаких, это устраивало. Когда водка была выпита, а сигарета выкурена, он оставил на стойке деньги, оделся и неуверенной походкой вышел на улицу.
По дороге домой почувствовал себя совершенно свободным человеком.
Попрошайке в цветастой косынке, сидящей на ящике около продуктового магазина, отдал всю мелочь, что накопилась в карманах плаща. Отошел было от нее, но потом вернулся и пожурил за незнание собственного бизнеса и рекомендовал перебраться поближе к вокзалу или церкви.
Во дворе дома долго стоял на холодном ветру, с удовольствием вдыхая сырой воздух и наблюдая, как под скрип качелей кружатся листья. Потом задумчиво смотрел на окна второго этажа. «Здесь я родился, здесь я женился, здесь я умру», – пронеслось в голове.
– А где ваша машина, Никита Николаевич? – услышал за спиной голос Рустама.
– Сегодня она мне не нужна.
– Тогда я скажу, что ваше место можно занять?
– Занять мое место? – поразился вопросу Никита Николаевич. – В каком смысле?.. А, ну да, конечно… Ты не составишь мне компанию? Давай выпьем с тобой, есть хороший повод.
Поняв, что сказал, рассмеялся. Дворник не знал, как себя вести.
– Мы не пьем, Никита Николаевич, вы же знаете.
– Очень жаль.
Никита Николаевич пристально посмотрел в растерянные глаза Рустама, окончательно смутив его, и направился к подъезду.
Пока поднимался к себе – устал и постарел. В прихожей удачно метнул шляпу, и она повисла на рогах оленя. Портфель бросил в угол. Освободился от плаща и пиджака, прошел в спальню, лег поперек кровати на живот, разбросал в стороны руки и тут же уснул, успев задаться вопросом «как сказать Нине?».
3
В комнате царил полумрак. Фонарь со двора добивал сюда мягким желтым светом. Прохладный ветер через открытую форточку плавно колыхал тюль, отчего по потолку волнами двигались расплывчатые тени.
Они лежали, наблюдая за игрой теней, и молчали. О чем говорить?
Он хотел было, но передумал. О чем? О том, как он себя чувствует? Сколько можно… Отвратительно он себя чувствует. Боли все усиливаются и усиливаются. Казалось бы – куда больше. Он уже не встает, стремительно худеет, требует постоянного ухода. Лучше бы они его не кормили, честное слово. Для всех кроме сиделки превратился в ненавистную обузу. Сын потратил три дня отпуска, чтобы дать ей отдохнуть, и уехал счастливым. При расставании даже не сумел этого скрыть. Невестка звонила каждый день с одной целью – узнать, когда ее Виталика отпустят домой, она соскучилась. И – между прочим – у него отпуск.