Несмотря на опасения, Коррадино признал, что получил всю помощь, какая потребовалась. Он консультировался со столярами и каменщиками, парижские математики выдали ему точные замеры помещения. Стекловарня, построенная рядом с дворцом, была отлично оборудована. Жак Шовире усердно трудился и делал заметные успехи. Коррадино научил Жака своим секретам, и мальчик расцвел. Вместе мастер и подмастерье создавали все более крупные стеклянные полотна. Коррадино отправлял на переплавку все меньше работ Жака, и к концу первого месяца мальчик сделал свое первое сносное зеркало.
Вечером Коррадино возвращался в хорошо обставленный дом в соседней деревне Трианон. В доме было шесть комнат и маленький огород. Коррадино дали служанку. Такой роскоши он не знал с тех пор, как ребенком покинул палаццо Манин. Коррадино начал расслабляться, впервые за многие годы почувствовал, что за ним не следят. Иногда на закате он стоял в саду с бокалом хорошего французского вина и смотрел, как растет огромный дворец. Он думал о Леоноре и был почти счастлив.
Но ощущению свободы не суждено было продлиться долго.
Настал знаменательный день, когда в галерее установили первые зеркала. Коррадино стоял, скрестив руки, и наблюдал, как встает на место очередное зеркало. За этим процессом следило порядочно людей, но только избранных, включая Жюля Ардуэна-Мансара и Ленотра. Когда монтаж завершился, все были вознаграждены. Толпа отступила и застыла, уставившись на стену. Перед ними возвышались высокие чистые зеркала, они казались самим светом, пойманным в золотые рамы. Зрители видели не только собственное отражение, но и наполовину законченный сад, и наполовину заполненные водой озера, и все пространство, насколько хватало глаз. Перед ними было истинное чудо. Все представляли, какое же чудо их ожидает, когда зал будет полностью закончен. Никто не двигался, не в силах оторвать взгляд. Разговоры смолкли. Причиной тому стало не только восхищение мастерством стеклодува, но и монаршее присутствие: в зал вошел король.
Людовик приблизился к зеркалу, и все собравшиеся низко поклонились. Коррадино тоже поклонился. У него сильно билось сердце.
Одобрит ли мою работу капризный король?
Взгляд опущенных глаз Коррадино перескочил с королевских туфель на башмаки его спутника. Это были баута с красными шнурками, их продавали только на Риальто.
Венецианские туфли.
У Коррадино волосы встали дыбом. Он не осмеливался поднять глаза, но люди вокруг выпрямились, и он нырнул в толпу. Ардуэн-Мансар и Ленотр выдвинулись вперед. Король заговорил. Кровь в ушах шумела так громко, что Коррадино не сразу расслышал слова Людовика.
— Ну как, посол, pas mal, hein?[82] Возможно, даже вам придется признать, что когда мой маленький château будет закончен, он поспорит с вашими дряхлыми palazzi?[83]
Посол вежливо поклонился, но Коррадино заметил, что выражение его глаз холодно и настороженно. Он немного знал этого человека, отпрыска венецианской семьи Джулини. Много лет назад тот служил атташе при Арсенале, когда отец Коррадино торговал на Балтике. В то время Джулини был неразговорчивым, но очень умным юношей. Вероятно, он сделал карьеру благодаря влиятельной семье, впрочем, его интеллект соответствовал занимаемой должности. В лучшем венецианском бархате и шелках, с аккуратно подстриженными волосами и бородой, посол выглядел не щеголем, а уверенным, знающим и очень опасным человеком.
Король заметил Ардуэна-Мансара и Ленотра и поманил их пухлой, унизанной кольцами рукой. Те низко поклонились.
— Это Ардуэн-Мансар, — начал король, — мой дворцовый архитектор, а это Ленотр, архитектор сада. Как дела? — Он отмахнулся от их ответов. — Да-да, но это зеркало лучше, чем все, что вы сделали. Уверен, вы завидуете. Может, подговоришь кого-нибудь из каменщиков, Жюль, чтобы бросил в зеркало кирпич? — Король рассмеялся собственной шутке, и свита подхватила смех.
Коррадино начал успокаиваться, но Людовик задал вопрос, от которого у него чуть не остановилось сердце.
— А где мой MaÎtre des Glaces?[84] Почему все почести достаются только вам двоим?
Он обшарил глазами толпу и увидел Коррадино. Тот подумал, что умрет на месте. По лицу короля скользнула улыбка.
— Вот он.
Я погиб, моя жизнь кончена.
Но пухлая рука поманила Жака Шовире. Гийом Сев тихонько подтолкнул юношу, и тот, спотыкаясь, неуклюже вышел вперед, сжимая в руке кожаную шапку.
Балдасар Джулини посмотрел на Жака из-под поднятых бровей. Посол обошел его, гулко постукивая каблуками венецианских туфель, и оглядел Жака с ног до головы. Вернулся к зеркалу, медленно, палец за пальцем, стянул замшевую перчатку. Указательным пальцем притронулся к прохладному гладкому стеклу, оставив на нем след. Коррадино невольно дернулся: казалось, соблазнитель коснулся его дочери.