Когда мы с Беатриче поменялись во второй раз, возвращаясь каждая в свой мир, она разбила зеркало. Беатриче сказала, что больше не хочет со мной общаться, что в прошлом я испортила ей жизнь, и что я больше не заслуживаю даже видеть ее, и действительно, без волшебного зеркала любой контакт с ее миром будет невозможен. А я, с того самого момента была уверена, что просто обязана найти ее, или хотя бы узнать, что с ней стало. Так я начала поиски.
Месяцами я изучала телефонный справочник, данные загсов, любую информацию об обществах военных ветеранов. Я провела в поисках всю зиму и весну, но у меня не было ни малейшего следа Беатриче. Летом я решила поехать в старый портовый городок, где жила семья Феррарис, чтобы искать на месте. Я была невероятно счастлива найти маленький офис общества ветеранов, тех, кто пережил войну. Я продемонстрировала интерес, задала несколько общих вопросов, и у меня был адрес и телефон Андреа. Когда я узнала, что он выжил, я расплакалась от счастья. Он жил недалеко от Рима, и я могла без проблем навестить его. А когда я спросила ветеранов о Беатриче, о Марко, пожилые синьоры посмотрели на меня таакими подозрительными глазами, что поговорить с Андреа становилось просто жизненно необходимо.
Андреа с радостью согласился поговорить со мной: в ветеранском обществе городка он приобщал молодежь к истории Италии, а я рассказала, что хочу писать дипломную по второй мировой. Угу, дипломную, уже был конец августа, и совсем скоро начнется последний учебный год.
Я встряхнулась. Андреа взял в руки тяжелый пыльный альбом, который лежал на столике рядом с диваном, Андреа кивком пригласил меня сесть рядом с ним.
- Садись рядышком, девочка, я кое-что покажу тебе.
Он открыл альбом в середине и пролистал несколько страниц.
- Вот, это мы с Беатриче до войны. Знаешь, наша семья была зажиточной.
Андреа говорил глубоким твердым голосом, чуть хрипевшим от старости. Он показывал мне черно-белую фотографию, где они обнимались с сестрой. Я сглотнула и попыталась собраться, у меня вспотели руки. Я вытирала руки о джинсы, и кусала до боли губу внутри – чтобы сконцентрироваться на неприятных ощущениях.
«Только не плачь, Джесс, только не вздумай расплакаться» - уговаривала я себя.
Я уже почти забыла длинные юбки в складку ( для Молодых Итальянок),и бермуды, которые носили с носками до колен. Мне казалась смешной вся эта одежда, когда я увидела ее впервые, мне было сложно привыкнуть вообще не надевать брюки, а носить только юбки.
Лицо Беатриче притягивало к себе. Вот она, «старая» я – с черными волосами, носом картошкой, стройным телом и лицом, светящимся от улыбки. Рядом с ней непринужденно улыбался Андреа и даже не смотрел на фотографа, между зубами застряла всегдашняя лакричная палочка *(* леденцы с лакрицей). Он был прекрасен. И именно таким я его помнила.
Но его сестра умерла, а он жил в этом запущенном доме, внушаюшем только глубокую грусть.
«Не плачь, Джесс», - повторяла я себе.
}Я попыталась представить, как жил Андреа после войны. Он был женат? У него были дети? Кем он работал? Я не могла задать ему эти вопросы, я и так хотела узнать слишком многое. Именно в этот момент Андреа перевернул страницу и показал мне другую фотографию.}
«Это одна из немногих семейных фотографий, которые мне удалось спасти от бомбежек 43го». Я протерла глаза: края фотографии пожелтели от времени, но я прекрасно помнила этот снимок. Это я была на фотографии, я- Беатриче сидела между моими братьями, Марко нежно меня обнимал, а мама Джиневра и папа Федерико стояли за нами. Джиневра надела одно из своих «великосветских» платьев, волосы уложены в прическу – у горничной Розины они хорошо получались, лицо Федерико, как всегда, отличалось бесстрастным выражением, а во рту дымилась вечная трубка. Таким я его и помнила, серьезным, строгим, не умеющим улыбаться.
Я продолжала нервничать и потеть, Андреа с любопытством уставился на меня. Может быть, он спрашивал себя, почему это мне интересен старый альбом. Приняв безразличное выражение лица, я снова стала рассматривать черно-белое фото. Мне не хватало воздуха, воспоминания давались очень тяжело. Все эти люди на фотографии, кроме 80-летнего Андреа передо мной, были уже мертвы.
«Беатриче умерла, ты никогда больше ее не увидишь» - продолжал повторять голос внутри меня. Почему мне становилось так дурно только от самой этой мысли? Я что, надеялась снова увидеть ее? Да.В глубине души я хотела вернуться в прошлое и прожить там остаток жизни, и сама мысль о смерти Беатриче разрушала мою мечту. Я никогда не вернусь, никогда больше не увижу Алекса, моего немецкого друга, не увижу Марко, не увижу тогдашнего Андреа. Я останусь в спокойных 2000-х, в которых нет ни бомб, ни вражеских сражений.
Я не могла избавиться от странного чувства, что в смерти Беатриче виновата я. Это я влезла в партизанскую войну против немцев, пытаясь помочь Андреа, которого схватили во время облавы. Я боялась, что натворила дел – боялась, что Беатриче, вернувшись после нашего обмена телами, окажется в партизанском лагере, где я осталась переночевать. Может, она осталась сражаться, и это все моя вина. Это из-за меня Беатриче оказалась в такой ситуации.
Краем глаза, рассматривая гостиную, я заметила платок партизанских бригад, красный, как кровь. Я видела этот платок в городке, я узнала его.
- Это единственная память о войне, что у меня осталась. Я сражался против немцев.
Андреа улыбнулся мне, он заметил мой интерес.
Я снова нервно сглотнула. Факт, что Андреа серьезно участвовал в партизанской войне, заставил меня беспокоиться. Я не вынесу больше подобных новостей. Я проделала долгий и трудный путь, чтобы узнать о смерти Беатриче, и чувствовать себя хуже, чем раньше.
Было поздно, я хотела вовремя вернуться домой, к ужину. Я сжала костлявую ладонь Андреа, который ответил мне слабым пожатием – совсем не напоминающим его сильное рукопожатие в прошлом, я поднялась. Поднялся и Андреа, я попросила его не беспокоиться. Я видела, как он медленно шел, может, у него болело колено, и он не хотел растревожить его еще больше.
- Даже не знаю, как Вас благодарить, правда.
- Мне нравится вспоминать былые времена, девочка.
Андреа кивнул в знак прощания. Когда я была уже у дверей, усталая, с больной головой, он неуверенно окликнул меня.
- Скажи мне одну вещь.
Он уставился на меня широко раскрытыми глазами – этот взгляд напугал меня, казалось, он пытается что-то вспомнить.
- Почему ты все время спрашивала меня о моей сестре, и почти не спрашивала о войне?
Я привела первое пришедшее в голову объяснение, пытаясь успокоить Андреа.
- Ну… я бы хотела еще раз вернуться. Я просто хотела узнать получше о Вас, о Вашей семье. Я правильно поняла, Ваша сестра играла огромную роль в Вашей жизни?...
Губы Андреа расплылись в слабой улыбке. Он взглянул на меня грустными усталыми глазами.
- Все верно, моя дорогая. Беа была всем для меня.
Я внутренне содрогнулась. Андреа тоже был для меня всем.
- Мне нужно уже идти. Большое Вам спасибо еще раз.
Я понеслась прочь от Андреа, пытаясь сдержать слезы отчаяния и безнадежности – я плакала всю дорогу назад.Я оплакивала Беатриче, Андреа и себя саму, чувствуя себя чужой в этом времени.
}Кошмар}
Внезапный крик разбудил меня. Под ногами дрожала земля. Я открыла глаза, и в течение нескольких секунд не могла поверить окружающей меня обстановке. Я снова была в лагере. В полной темноте.
«Быстрее, Джесс, за мной!»- кричал Андреа.
Я вскочила с импровизированного гамака, надела туфли и побежала по коридору приемного покоя. Все приближающийся гул приводил людей в состояние паники. Я бежала за Андреа, не смотря по сторонам, не понимая, что происходило. У меня кружилась голова. Я не хотела видеть ужас на лицах людей, которые так же, как и мы, безумно куда-то бежали, не разбирая дороги, не зная, выживут ли после очередной бомбежки. Взрывной волной переворачивало кровати, тележки, при падении мгновенно разбивались капельницы, ампулы с лекарствами, пробирки с кровью. Земля продолжала дрожать, и толчки с каждым разом становились все сильнее. Двое мужчин подталкивали нас, надеясь обогнать нас и спастись первыми. Я пропустила их, схватила Андреа за руку и мы продолжили наш страшный забег.Под моими ногами рассыпалось несколько пробирок с кровью, забрызгивая мне ноги.