Нельзя вычеркнуть из истории американской фантастической литературы и «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена, и социально-фантастический роман Джека Лондона «Железная пята», и такие его повести, как «До Адама» и «Алая чума».
Этим, конечно, далеко не исчерпывается перечень американских писателей, которых можно считать предшественниками научной фантастики XX века, какой она сложилась в США после первой мировой войны и в последующие десятилетия.
2
Небывалые успехи науки и техники вызвали к жизни особую разновидность фантастического рассказа, иллюстрирующего ту или иную техническую идею в ее последующем развитии либо выдвигающего какое-нибудь парадоксальное допущение. Рассказы такого типа, печатавшиеся обычно на страницах многочисленных научно-популярных журналов, появлялись почти во всех странах, не исключая, конечно, и Америки. Однако авторы «прикладной» научной фантастики, лишенной, как правило, всяких художественных достоинств, не оставили в литературе сколько-нибудь заметного следа.
Первым американским фантастом XX века, стяжавшим мировую известность, был Эдгар Райс Берроуз (1875–1950), написавший около шестидесяти романов из них 23 посвящено приключениям Тарзана, 12 «марсианских», 4 «венерианских», несколько «подземных», «лунных» и других.
Первая книга Берроуза «Тарзан среди обезьян» (1914) была задумана как не лишенная пародийности своеобразная вариация на тему киплинговской «Книги джунглей». Неожиданно для автора она превратилась в «бестселлер», и это заставило его сочинять все новые н новые продолжения баснословных похождений и подвигов Тарзана. Несмотря на поразительную легковесность и нагромождение всевозможных нелепостей, Берроуз завоевал читателей своей неуемной фантазией и умением строить поистине головокружительные сюжеты. По признанию американского критика С.Московица, книги Берроуза были проданы в большем количестве экземпляров, чем библия!
Из того же теста, что и Тарзан, слеплены Берроузом и два других героя-супермена — Джон Картер и Карсон Непир. Первый из них избирает ареной действия Марс, второй — Венеру. В этих космических романах фантазия обогащается элементами техники — фигурируют межпланетные корабли, различные автоматические устройства, лучевые пистолеты, фабрика воздуха, вырабатывающая на Марсе атмосферу, и т. д. Преодолевать немыслимые препятствия и нокаутировать марсианских силачей, обладающих к тому же многими таинственными свойствами. Картеру помогает необыкновенно развитая мускулатура, которая в условиях ослабленного притяжения делает его чудо-богатырем.
Именно Берроузу суждено было стать одним из родоначальников того этапа развития американской научной фантастики, который вошел в историю литературы под названием «космической оперы». Для этой школы, сложившейся в 20-х годах, характерны буйство фантазии, романтическая приподнятость, масштабкость действия, ареной которого служат безграничные просторы Вселенной, отсутствие какой бы то ни было растерянности и страха перед тайнами мироздания, героизация образа человека Земли, обладающего всеми свойствами супермена, хорошо знакомого читателям по ковбойским и детективным романам.
Школу «космической оперы» в какой-то степени можно противопоставить модернистской литературе со свойственными ей настроениями пессимизма и безнадежности, которыми после первой мировой войны была охвачена значительная часть буржуазной интеллигенции. Вместе с тем «космическая опера» — это и своеобразное обновление колониального романа. К 20-м годам в основном закончился период крупных географических открытий, и теперь «освоение» новых земель как бы выносится в космическое пространство. Отсюда и замена приевшейся земной экзотики воображаемой экзотикой чужих миров. Только книги Берроуза и его последователей были рассчитаны на менее взыскательные вкусы, нежели колониальные романы Киплинга, Лоти или Фаррера.
Писатели, относящиеся к «космической опере», — а имя им легион! населили околосолнечное пространство чудовищами с глазами, как у жуков (сокращенно их называют ВЕМ, то есть Bug Eyed-Monsters), зловещими шарами из протоплазмы, кровожадными растениями, ненасытными вампирами и другими химерическими порождениями ничем не ограниченной фантазии, с которыми приходится вступать в борьбу бесстрашным пришельцам с Земли. Все эти инопланетные монстры, несомненно, являются близкими или далекими потомками зловещих марсиан из «Борьбы миров» Уэллса.
Расцвет «космической оперы» приходится на 20- 30-е годы, но она продолжает существовать и позже, правда в несколько модифицированном виде, наряду с другими направлениями американской «Science Fiction».
Следует упомянуть в этой связи Эдварда Эльмара Смита, автора «Ленсменов» и «Скайлара» — двух серий приключенческо-космических романов. Доктор философии, химик по специальности, Э.Э.Смит создает в своих произведениях значительно более правдоподобную научную декорацию и более логические мотивировки, нежели Берроуз. Бесконечно расширяя сферу действия своих героев, он распространяет ее и на соседние Галактики. Основная идея Смита — борьба доброго и злого начала среди разумных существ во Вселенной надолго утвердилась затем в мировой научно-фантастической литературе. С этой темой связаны, в частности, романы современного французского писателя Франсиса Карсака («Пришельцы ниоткуда», «Этот мир наш» и др.). Одним из первых, еще задолго до возникновения кибернетики, Э.Э.Смит ввел понятие о гигантской машине-роботе, которой надлежит наводить порядок в целой Галактике. В наши дни американские фантасты постоянно эксплуатируют подобные сюжеты, варьируя их на тысячи ладов.
Можно еще упомянуть и писателя Кларка Аштона, автора романов «Город поющего пламени», «Пленники Андромеды». «Женщины-цветы» и др. Сами названия этих книг, эффектные и выспренние, весьма типичны для «космической оперы».
С середины 20-х годов начал печататься Эдмонд Гамильтон, написавший сотни романов, повестей и рассказов, причем некоторые в соавторстве со своей женой, писательницей Ли Брекетт. Не выдвигая никаких серьезных проблем, он сосредоточивает все внимание на невероятных приключениях в космосе, перенося на просторы Галактики чудовищные войны миров, политические интриги, дворцовые перевороты, заговоры, шпионаж, гангстеризм — весь реквизит полицейско-авантюрных романов. Правда, в последующие годы под влиянием новых веяний в научной фантастике Гамильтон осложняет свои крепко сколоченные сюжеты социальными и морально-психологическими мотивами. Это уводит его от «чистой» «космической оперы», хотя в общем он и сейчас остается близок «старой школе». Представление о творчестве Гамильтона могут дать такие его поздние романы, как «Звездные короли» и «Город на краю света», рассказ «Профессионал», повесть «Сокровища громовой Луны» (переведена на русский язык).
В стандартную продукцию «космической оперы» некоторое обновление вносит образ гениального изобретателя или ученого-одиночки, противопоставляющего себя обществу. Появился даже специальный термин MS (Mad Scientist), то есть «безумный ученый». Этот традиционный со времени поздних романов Жюля Верна образ, воскрешенный в США профессором математики Эриком Темплом Беллом, писавшим под псевдонимом Джон Тэйн, покончил с монополией космических тарзанов.
Новое направление в американской научной фантастике четко обозначилось с середины 30-х годов, когда молодой физик Джон Кэмпбелл, в период кризиса попытавший силы на новом поприще, стал редактировать журнал научной фантастики «Astounding science fiction» и писать в этом жанре под псевдонимом Дон Стюарт. Для творчества самого Кэмпбелла и писателей, группировавшихся вокруг его журнала, характерно более серьезное отношение к научным гипотезам, а также внимание к социальным и психологическим проблемам.
И это вполне объяснимо в годы, ознаменованные, с одной стороны, небывалыми успехами науки и техники и, с другой мировым экономическим кризисом, разрушившим иллюзии о прочности американского «просперити». В этой обстановке писателям-фантастам пришлось задуматься не столько о феерических похождениях своих героев в космосе, сколько о будущем Земли и судьбах человечества. И надо сказать, что прогнозы были далеко не утешительные. Неурядицы и не благополучие реальной жизни получали в зеркале фантазии обобщенно-гипертрофированное отражение, доходя иной раз до зловещих символов и аллегорий.