Людмила едва успела отскочить, иначе котофей приземлился бы её прямо на голову.
— Знаете, кто там? — возбужденно зашептал Баюн, придя в себя после незапланированного полета. — Ендарь… Он же и просеку оставил, домой полз… Не врут, что он гнездо в ветвях дуба вьет. Так оно и есть, агромаднейшее гнездо… — кот закатил глаза под лоб. Непонятно, что он хотел этим сказать — то ли гнездо о-го-го какое, то ли призывал небо в свидетели.
— Так я и знала, — ведьма непроизвольно сжала кулаки, — что легкие пути никуда, кроме тупика не ведут! Как же он выбрался?
— Ну, времени у него поболе нашего было, пока всё не начало там рушиться…
Антон с Тимофеем переводили непонимающие взгляды с одного на другого, не решаясь прервать разговор, хотя понять о чем речь, было затруднительно.
— Вы о чем? Кто этот ендарь? — не выдержал, наконец, парень. — Он опасен?
— Не думаю, но я ночевать рядом с этим падальщиком не собираюсь, — Людмила развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь от дерева.
— Стой, куда ты? — крикнул Антон вслед сестре.
— Куда-нибудь подальше отсюда, а то он нас сонных высосет, перепутав с мертвяками.
— А сказала, не опасен, — парень повернулся к котофею.
— Ты его не видел во всей красе, — пояснил Баюн, с опаской поглядывая на шевелящиеся листья, — а вот ей довелось. Не зря эта тварь от всех таится, не зря.
— И что будем делать? — Тимофей во всем полагался на решение Антона.
— Никуда идти не хочется, но ещё не хватало разбрестись поодиночке, тогда нам точно кранты… Без всякого Кащея… — парень склонился над Птахом, примеряясь, как его удобнее будет нести. Мышцы протестующе заныли, но деваться некуда, не бросишь же бесенка здесь. — Тимка, догоняй ведьму… Пока далеко не ушла… Вон как её переклинило…
Пламя небольшого костерка, разведенного на небольшой полянке, бросало переменчивые блики на лица друзей. Разговаривать не хотелось, но молчание не казалось тягостным. Вокруг тонкого серпика месяца мерцал едва заметный золотистый ореол, а звезды над головой казались такими близкими — рукой дотянуться можно. Могучие ели покачивали верхушками, защищая костер от порывов ночного ветра. Так приятно лежалось на ворохе лапника, ощущая горьковатый запах дыма и наслаждаясь теплом живого огня. Рядом сонно посапывал Тимофей, заснувший сразу же, а Антону не спалось. Так частенько бывало и раньше — после тяжелого дня, несмотря на усталость, ворочался почти до утра, пока не проваливался в спасительный сон. А позади остался не один тяжелый день… Он приподнялся, глянул на Людмилу, которая задумчиво сидела над Птахом.
— Как он?
— Плохо…
— Мне показалось, что от него несет холодом? Словно ледышку на руках нёс…
Людмила покачала головой:
— Нет, не показалось, он действительно остывает, но пока время есть.
— Как остывает? Но он же ещё живой, значит, должен быть теплым.
— А вот так… Сама не знаю, что там творилось, это за пределами моего понимания. Птаха вот вылечим, он нам все и расскажет.
— Что-то во всем этом есть неправильное… — лениво протянул Антон.
— А вся наша жизнь изначально неправильная, — сказала сестра.
— Наша? И в чем же? Что мы не так делали в своей жизни? — внезапно разозлился парень, — жили себе и жили… Никого не трогали, пока ты не нашла эту дрянь, которая забросила нас сюда.
— Я не о нас с тобой говорю, — поморщилась Людмила, — о людях вообще. Нельзя жить в мире и быть такими равнодушными к нему. Посмотри, планета живая… Она так же, как и мы, страдает от боли и плачет от счастья, горюет от нашего безразличия и пытается удержать нас от фатальных ошибок. Только мы не хотим этого замечать…
Антон промолчал. Что скажешь, если сестра права? Он наблюдал, как медленно поднимается вверх и расплывается в окружающей темноте дым костра.
— Создание людей стало чьей-то роковой ошибкой…
— Бог, наверное, до сих пор локти кусает, — ухмыльнулся парень.
— Не думаю, что он знает об этом. Никого уже не осталось даже здесь, что уж говорить о нашем времени, когда ничем не оправданная жестокость стала нормой жизни, когда ради сиюминутных удовольствий мы губим окружающий нас мир… Неужели же ты думаешь, что все это осталось бы безнаказанным, если бы кто-то мог нас остановить? — Она помолчала и продолжила: — Только боги ушли, и святые не зрячи, и холоден ветер забытых руин…