Вот уже больше восьми рук зим никто в их общем Доме не переступал порога Комнаты радости. Но не потому, что не было желающих — были (сказки о далёком прошлом обладают притягательной силой не только для детей). Причина крылась в другом: теперь никто не знает, где именно находится эта Комната. Её закрыли сразу же после тех страшных событий, от которых у Хай Рэ осталось тягостное воспоминание надрывного материнского плача и многодневного траура всех обитателей Дома.
В среде соплеменников ходили противоречивые слухи о страшной болезни, неожиданно вырвавшейся из случайно разбитого сосуда. На юного Хая таинственные недомолвки старейших жителей Дома произвели сильное впечатление, и он поклялся самому себе во что бы то ни стало отыскать заповедную Комнату.
Став взрослым, Хай Рэ неоднократно пытался выяснить, что же на самом деле произошло, но ни один из старожилов не захотел открыть давным-давно похороненный секрет. Это только подогревало не угасавший с годами интерес. Быть может, именно наивное детское желание узнать страшную тайну Дома, заставило Хай Рэ — когда пришло его время выбирать линию жизни — отдать предпочтение нелёгкому ремеслу видеца.
Он учился прилежно, радуя наставников и сильно постаревшую мать (своего отца Хай Рэ не помнил: немало секретов хранит громада общего Дома). Когда Хай Рэ под вой урагана встретил свою пятую руку лет, искусство видеца, наконец-то, ему помогло — он нашёл следы Комнаты радости. Почему следы? Да потому что те, кто когда-то решил раз и навсегда похоронить даже саму память о запретной Комнате, сделали для этого всё возможное. Они прорубили множество фальшивых ходов, сделали несколько ниш, имитирующих Комнату, даже поместили в них массу различных вещей из того времени. Но Хай Рэ знал — ни один из предметов не был создан в том мире; все они были изготовлены последними мастерами в самом Доме. (Мало кто сейчас помнит, что мастеров звали весьма забавно — юви-вилиры.)
Хай Рэ облазил все пять ответвлений, тщательно исследуя каждый найденный предмет. О своей находке он тогда никому не сообщил, потому что память о великом горе ещё жила в сердцах многих и многих соплеменников. Даже матери Хай Рэ ничего не сказал, потому что несчастье коснулось и её — обоих братьев и сестру молодого видеца унесла безжалостная болезнь…
В течение одного лунного цикла Хай Рэ наведывался в многочисленные табуированные лабиринты, с невероятным упорством продолжая искать запретную Комнату. И он её нашёл. Однако радости от этого, как следовало бы ожидать, не испытал. Да что там радости, — вместо заслуженного удовлетворения в душе почему-то стало пусто, горько, больно…
Хай Рэ стоял в двух шагах от заветной двери и медлил. Годы упорных занятий по овладению искусством видеца, долгие бессонные ночи, полные тягостных раздумий, исступлённое желание овладеть утерянным, довлевшее над ним все эти годы, — всё отошло на второй план. Ему стоило сделать всего один-единственный шаг, вытянуть руку и… тайна могла раскрыть ему все свои жуткие секреты. Но Хай Рэ последнего шага так и не сделал. Он стоял, полуприкрыв глаза, с тревогой прислушивался к самому себе. Что-то там, внутри, ощущаемое как очень тихий шёпот, просило не открывать высокой овальной двери из странного материала, похожего на россыпь утреннего инея.
И Хай Рэ послушался. Ибо для видеца нет ничего важнее самых незначительных изменений душевного состояния. Внутренний взор, пытливо наблюдая за текущей в Доме и за его пределами жизнью, видит неизмеримо больше, нежели два острых юношеских глаза.
Прежде чем уйти, Хай Рэ долго и очень внимательно разглядывал красивую дверь, пытаясь запомнить её праздничный, нарядный вид. Взгляд случайно упал на небольшое возвышение из серого металла, плавно переходящее в массивный порог. Хай Рэ заметил что-то интересное.
Он наклонился, не без сомнения поднял тонкую ажурную цепочку с вытянутой каплевидной пластинкой. По тому, где вещь лежала, Хай Рэ догадался — она оказалась на полу случайно. Быть может, её обронила одна из женщин, первой почувствовавшая неладное и побежавшая за помощью, или же цепочка порвалась в тот момент, когда бессознательную женщину выносили из комнаты?.. Ответы на эти вопросы Хай Рэ, скорее всего, никогда не узнает…
Завернув находку в кусок ткани, юноша бережно спрятал её в один из карманов.
…В тот раз он работал почти до утра: замуровал все найденные ходы, закоптил чадящим факелом новую кладку, уничтожил все следы своего пребывания в этом крыле Дома.
В келью матери вернулся усталым и опустошённым.
На вопрос мамы, где так долго пропадал, грустно ответил: "Слушал зиму…"
Хай Рэ проснулся…
Правый бок затёк, рука, вытянутая в направлении костра, замёрзла. Хай Рэ прислушался к себе — не появится ли снова боль в груди? Подождал немного, потом осторожно сел.
Костёр почти прогорел, слабо мигая рубиновыми огоньками засыпающего пламени. Хай Рэ скороговоркой произнёс хвалебную песнь животворному огню и потянулся за лапником, загодя приготовленным. Сунул несколько сухих ветвей в костёр, в ожидании замер.
Крошечные огоньки пламени, перебегавшие с одного уголька на другой, вдруг застыли, будто испугавшись подвоха со стороны человека, но почти сразу же набросились на сухие хвоинки, свернув, скрутив, смяв их. Раздался сухой треск, искры высоко взметнулись в чернильную мглу, скачком раздвинув обжитой человеческий мирок до размеров целой поляны.
На душе сразу стало тепло и уютно. Хай Рэ улыбнулся огню, подбросив ещё пару хвойных веток, а поверх них — несколько коротких сухих чураков. Огонь развеселился, приглашая и старого видеца присоединиться к яростному жгучему танцу. Хай Рэ коснулся правой рукой лба, отдавая дань уважения неиссякаемой мощи огня-оберега.
Подняв голову, старый видец принялся следить за рвущимися ввысь раскалёнными хвоинками. Они умирали столь же стремительно, как и возносились в чёрный морозный воздух. Хай Рэ задумался, мысленно сравнивая жизнь быстро сгинувших сучка, веточки, хвоинки со своей собственной жизнью. Выходило, что между ними нет никакой разницы: та же бурная, безудержная юность, та же степенная, размеренная зрелость и та же мудрая, но печальная старость. Даже смерть для них была одна — на взлёте, в вечном стремлении вперёд, ввысь, вдаль…
Хай Рэ опустил глаза на огонь. В нём всё было по-другому. Никто не знает, откуда он берётся и куда исчезает, если вовремя не накормить его. Никто не мог объяснить и другого: почему пламя так притягивает человека? В детстве Хай Рэ слышал странное слово — гип-и-ноз, но тогда никто не сумел объяснить пытливому мальчику его истинного смысла.
С тех пор в сердце так и осталось первое впечатление полной непознаваемости огня, потому что даже самые старые и мудрые из обитателей Дома не знали ответов. Не менее загадочным было и то, каким образом живущий в огневице крохотный огонёк, задуваемый малейшим неосторожным дыханием, мог превращаться в чудовище, способное безжалостно пожирать целые леса!
Вкатив в костёр обрубок комля, Хай Рэ поправил свою постель — два слоя лапника, и лёг, с удовольствием вытянув натруженные во время перехода ноги. Правый бок и лицо буквально купались в волнах горячего воздуха. Видец впитывал тепло, словно дождевую влагу розовый мох, в изобилии росший по камням около входа в Дом.
Мороз крепчал. В то время как правая сторона тела сладко млела от сухого жара, левая деревенела от холода. Приходилось время от времени переворачиваться на другой бок и отогревать заиндевевшую от таявшего снега одежду и смёрзшиеся от усилившегося мороза внутренности.
Хай Рэ мечтательно подумал о горячем травяном настое с остатками терпкой, но невероятно вкусной клюквы, однако доставать котелок не стал — утром потешит себя редким для него лакомством.
Поняв, что заснуть теперь не сможет, Хай Рэ без сожаления разобрал неуклюжий лежак, отправив одну его часть в костёр, а на второй удобно устроившись как в кресле, предварительно подложив несколько пушистых веток в изголовье.