— Ты думаешь, я не влюблялась? Я уже более полугода от Лики без ума. И с самого начала появления чувств знаю, что взаимность мне не светит. Она же в отношениях, старше меня лет на десять, я… для неё просто малолетка.
— Похожая фигня… — покачала головой Марина.
Райда спросила, а кто же ей ночами спать не даёт.
Марина закусила губу. Какой абсурд.
— Лиса… но я не так долго.
Райда с Мариной рассмеялись почти одновременно. Как же так. Абсурд, абсурд, абсурд, абсурд..! Влюбились к девушек, которые влюблены подруга в подругу. Аннушка заметила, что такое могло произойти только с ними. А Злата надулась и притихла. Лишь бы не лопнула как воздушный шарик.
Злата осознала, что она тоже влюблена. В рыжую девочку, младше на год, постоянно на неё заглядывавшуюся, в готических рваных шмотках, с пирсингом, странной манерой общения. Райду — Раису — Ржавую. В девочку, когда сама того же пола и ненавидит гомосеков.
— Опять вы со своим ЛГБТ, — возмутилась Злата.
— Да, а что? Нам нельзя говорить при тебе об этом? Ты же трындишь вечно о своих Ванях, Денисах, Димах. Почему мы не можем? — в ответ наступила Райда.
Сердце пропустило несколько ударов.
— Из-за вашей пропаганды я становлюсь ЛГБТ-шницей! — признание вырвалось само собой.
Снова поползли смешки. Она не стала, она всегда была негетеросексуальной. Латентная. Аннушка молча пила чай, и едва не завалила кружку на бок от такой новости.
— Ничего страшного. Я с апреля знаю об однополых отношениях и не стала от этого меньше гетеро. Ориентация в течении жизни не меняется. Можно ошибаться с ней, но сама она не меняется. Это как цвет глаз или кожи. Просто есть.
Злата притихла и посмотрела на всех по очереди, как будто она пленная русская, окруженная немцами. Немками. Поудобнее перехватила кружку с горячим чаем. На дне плавали тёмные листики.
Райда спросила: «Когда появились сомнения?»
— Это из-за тебя!
— Вау, нет ничего круче, чем такие комплименты от женского пола,— Райда довольно оскалилась. Она поняла.
— Вот и иди с Мариной, — Злата отпила из кружки, — делать комплименты ЛГБТ-шницам.
Марина подалась назад и переспросила. Злата пояснила: «Признаваться в чувствах».
— Вообще-то, Лика и Лиса ЛГБТ не очень поддерживают. Нафиг им геи, бисексуалы и трансгендеры нужны. Они за ЛБ. Типа, чисто женское сообщество. Лесбиянки и бисексуалки. Прикольно, я думаю.
Злата наморщила нос, свела брови к переносице, потрогала золотую сережку и снова отправила Марину с Райдой признаваться в чувствах. Марина напомнила, что Лиса и Лиса заняты.
— Тогда напиши. Сейчас пять, может, и дома обе.
Марина закатила глаза и достала телефон. Не отстанет ведь. Аннушка попросила Злату не быть такой вредной.
Стандартное приветствие, вопрос: «Ты и Лиса дома?». Лика ответила быстро.
«Да, дома. Ты что-то забыла?»
«не. мы с Райдой кое-что проспорили»
«Ладно, успевайте тогда до половины седьмого»
Марина тихонько сматерилась под нос. Райде ничего пояснять было не нужно: дома они. И сегодня… да. Придётся признаться. Сложно, страшно.
— Всё, шуруйте, успевайте, мы тут с Аней посидим, — Злата приобняла Аннушку, как вышло, и сверкнула глазами.
Была не была. Райда и Марина не спеша собрались в добрый путь и через дворы добежали к первому подъезду длинной двухэтажки. Свет в окнах восьмой квартиры — квартиры Лики и Лисы — горел. Райда у них ещё никогда не была. Она аккуратно открыла тяжёлую дверь и увидела рыжую дворнягу, спящую на трубах у лестницы. Пахло болотом. Единственным источником света была желтая лампочка чуть выше первого этажа, висящая на черном проводке жалкой грушей.
Марина показала дверь Лики и Лисы и постучалась. Лика все никак не могла починить звонок.
Раздались шаги и резкий щелчок. Перед ними образовалась Лиса в домашней одежде, а за ней — светлая прихожая. Райда была чуть выше Лисы.
— Эм… мы, типа, наверное, можем и не входить… — мялась Райда. Очень непривычное зрелище.
— Я не понимаю, — округлила глаза Лиса.
— Мы тоже нихера, — от всего сердца призналась Марина, после чего всплеснула руками и прижала ладонь ко рту. Убедив себе, что мир не рушится, Марина пояснила, — мы с Райдой… проспорили и должны сказать вам… позови Лику.
Лиса сощурила глаза и выпрямилась, подзывая свою ненаглядную. Ой, как страшно. Может назад? Но уже поздно.
— Так, давайте, малявки, — покачала головой Лика, когда подошла к двери.
Её бровь, та, что со шрамом, и нижняя губа были разбиты, и помимо россыпи веснушек появилась россыпь мелких царапин. Костяшки красные.
— Эм, Лик, — начала Райда. По щекам стремительно пополз румянец. Пальцы Райды быстро-быстро мелькали. — Короче, вот ты меня спасла в прошлом году от тех идиотов такая красивая, и сильная, и умная, и я уже больше полугода понимаю, что ты мне нравишься. Всмысле, ну… как тебе Лиса нравится…
Лика отреагировала без особых эмоций. Рот растянулся в ухмылке; она приподняла бровь и сказала, что так и думала. Поведение Райды было типичным для влюбленной четырнадцатилетней-пятнадцатилетней девочки. Райда обмякла и готова была скатиться вниз головой по лестнице. От облегчения и позора.
Теперь пришла очередь Марины. Райда пихнула её в спину.
— Я не знаю, что сказать…. Ты мне тоже нравишься, Лиса. Ты добрая и многое для меня сделала. Если бы не ты, я бы так и звала себя Максимом. Я надеюсь, ты поймёшь…
Марина хотела ещё сказать про фигуру, но подумала, что это лишнее. Она спрятала взгляд, и её с Райдой крепко обняли.
— Ничего страшного, это нормально. В девятом классе я влюбилась в свою учительницу химии, — успокоила девочек Лика. — Только зассала ей признаться. Вы молодцы.
Марина что-то промычала ей в грудь.
Лиса погладила обеих девочек по волосам, пригласила на чай, раз уж пришлепали, но Райда и Марина отказались. Стеснение медленно таяло в затхлом подъезде.
Оказалось вовсе не страшно. Мир не развалился, трава все ещё зелёная, подъезд разрисован.
***
Лика, несмотря на полученные повреждения, была счастлива. Бок сильно ныл, щеку жгло. Костяшки пальцев саднили. Место адреналина постепенно сменяли гормоны удовольствия. Лика, не сдерживая широкой улыбки, почти дошла до мотоцикла, как вдруг её догнал бывший собригадник. После его слов Лика ясно ощутила нехватку гемоглобина в крови: голова сильно закружилась, а вид перед глазами размылся. В тот день Тимофей не спас её. Он все подстроил. Он решил, что Лике живётся слишком сладко и легко. И придумал, что можно отомстить ей за отказ в отношениях через чужие руки, помочь, а потом пользоваться ей, как… личной охраной. Руки затряслись. Лике никогда ещё не хотелось убить кого-то так сильно.
Небо за посёлком было чистое, голубое, без единого облака. Стеной стояли долговязые сосны. Лика слишком сильно сжала руль и поехала. Без мотошлема: нафиг безопасность, нафиг всё. Возможно, её сейчас остановят. У въезда в посёлок иногда стояли ментовские машины. Однако в этот раз ей свезло. Лика не встретилась с полицией, и денег из кошелька не потеряла.
Вот родные невысокие панельки, улицы, магазины. Дома вроде все нужное было в наличии, поэтому Лика не стала останавливаться. Знакомый бело-синий уголок магазина с автозапчастями в их с Лисой доме. Лика поежилась: в одной борцовке при десяти градусах тепла было отнюдь не жарко. Собака, живущая в подъезде жизнерадостно завиляла хвостом при виде знакомой фигуры.
— Да нет у меня ничего, че ты лезешь, — Лика дала понюхать собаке ладонь, и та её облизнула широким розовым языком. Солёная.
Шлепок пониже поясницы и тихий звонкий смех. Лика резко развернулась и расправила плечи. Лиска.
— Я тебя увидела, когда к дому подходила. А ты меня — нет, — в голосе Лисы промелькнули нотки обиды. — И как прошло? Сильно болит?
Лиса аккуратно погладила Лику по щеке. Дворняга бегала у них под ногами, то и дело задевая боком. А ещё смешно сопела. Лика прикусила рассеченую губу, чуть не заскулив от разрывающей её боли, физической и моральной, и спокойно сказала Лисе, что расскажет дома. Воспоминания того вечера застыли комом в горле. Лиса вспомнила, что у них кончились продукты и позвала вместе с ней в магазин, раз все неплохо.