Банку сгущенки он принимает жвалами в подбрюшьи сегментарного тела, с хрустом и чавканием вжимает в себя, сводя пластины.
Он говорит телепатически, голос его звучит в моей голове, и это как хор множества голосов, как хор массовки в театре, полифонический шепот, слова в котором по странной прихоти переставлены задом наперед. Фраза каждый раз на полуслове обрывается свистящим «с-с-с». Начинается с него и им же заканчивается, как обрывок радиопередачи в переключаемом приемнике:
– …мотылек ко мне зачем пришел хочешь спросить что у Пле Те Льщи Ка ссс…
– Ну, я встречаюсь с девушкой, – начинаю я, пытаюсь подобрать слова и шевелю пальцами. – И, это, в общем.
– …похвально это похвально молодое дело ссс…
Понимаю, что Плетельщик шутит. У него своеобразное чувство юмора. Но вообще он довольно обаятельный.
– В общем, смотрите, я хочу сделать ей предложение.
– …стало дело за чем ссс…
– Она одна из наших. И… она «белянка».
– …не прикажешь сердцу не ты трепетных волнений печаль советовать тебе что банальных слов кутерьма Плетению ровному противоречит мальчик чувствам доверься ссс…
Чего-то такого я и ждал. А потом удивляются, почему весь их предсказательский бизнес находится в таком глубоком кризисе.
– Плетельщик, мне действительно нужен ваш совет.
– …кошмаров черную сладость ест кто мотылек ответ ты это в мареве ночных туч ловишь тоску чужую боль чужую страх чужой сссс… не такая она в сиянии соткана вся из света притягивает мечты как вино пьет жадно их ссс… решать самому психея ты ответ луна знает ссс…
Я молчу, раздумывая.
– …что еще хочешь просить мотылек сссс… молоко сладкое не вполне переварил я спрашивать еще можешь ссс.
Я развожу руками:
– Ну, не знаю. Как бы вот миллиона два долларов мне достать, а?
– …работать работать работать ссс…
Пожимаю плечами. Думаю, о чем бы еще спросить, раз уж пришел.
– Как наши со «Спартаком» сыграют в пятницу?
– …цска Спартак один два вперед бело красные вперед ссс…
Это уж меня вовсе не удивляет. Хоть и расстраивает немного.
– А на Марсе-το есть жизнь, Плетельщик, вы не слыхали? – улыбаюсь я.
– …полегче что спроси сссс… все все вышло время сожалею я… мотылек приятный человек молодой тебе успехов желаю ссс…
И он растворяется во тьме, уходит за границу измерений, ловко переступая своими невозможно-длинными лапами-клинками.
За спиной у меня скрипит дверь, секретарь вежливо кивает, мол, пора.
Мы с Винни выходим навстречу шуму Садовой, протяжным гудкам и выхлопам бесконечной пробки, он говорит:
– Ну как, прояснилось в башке?
Я отрицательно мотаю головой, прячу руки в карманы пальто.
Винни заглядывает мне в глаза, кладет руку на плечо:
– Чувак, нууу… Ну, тогда я не знаю, что тебе предложить. Разве что… давай нажремся?!
– Давай!
Я думаю – завтра мы с Надей встретимся, и я сделаю ей предложение.
Но перед этим я должен буду сказать ей, кто я такой на самом деле. Должен показать ей.
У нас есть что-то общее с вампирами – вечная жажда, тоска по ночи, умение убедительно врать.
Как-то я разговорился с одним из этих пареньков в «Дягилеве» (где-то за полгода до того, как он ушел в историю, а пропитанный гарью серый дым ушел в сторону области). Довольно приятный парнишка, без конца травил разные байки. Правда руки у его дрожали, а из внутреннего кармана его пиджака в стиле «в. з. ф., нигга?» торчала плоская термофляжка. При мне он из нее ни разу не отпил. Зато раза по два в час он с извинениями отлучался в сортир, а возвращался оттуда румяным и бодрым. Перед самым рассветом он свалил, оставив меня наедине с двумя МГИМО-шными красотками. Они рассказывали мне о том, что бейс-джампинг вставляет сильнее секса.
Я даже не пытался спорить. И умолчал о том, что знаю одну штуку, которая вставляет сильнее бейсджампинга…
Сижу в офисе, пялюсь в монитор, старательно закрашиваю в фотошопе мимические морщины одной нашей потускневшей дивы, крупному плану которой предстоит украсить обложку грядущего выпуска нашего мега-актуального и гипер-аутентичного журнальчика.
С вялой улыбкой прокручиваю в памяти события вчерашней ночи.
Похожая на сырную голову полная луна в разрывах туч. Мы с Винни и Даноном, удолбанные в хлам, летим по городу, нарезаем круги над россыпью цветных огней, ловим ветер в крылья. Мы, перевертыши- психеи, ведущие такую скучную жизнь среди людей, здесь, в небе, ночью, при полной луне – здесь мы становимся сами собой. Возвращаемся к истокам.
Мы летим от крошечной лужицы Останкинского пруда, кружим вокруг стройной иглы телебашни, летим над скучными кроватными квадратами спальных районов и будуарными изгибами и извивами дореволюционной застройки.