Сама Матильда выглядела намного элегантней оппонентки.
Русые волосы уложены в узел-ракушку. Платье свободного силуэта фигуру не подчеркивает, но и не слишком скрывает. Есть такие фасоны, вроде бы и все закрыто, от шеи до колен, но сама ткань очень удачная. Мягкая такая, уютная, светло-серого цвета, так и хочется провести ладонью. Облегающий верх, чуть расклешенный низ, никаких вырезов и украшений. На шее – золотая цепочка. Черная сумка, черные туфли.
– Мотя, не думай о ней, ты слишком нервничаешь, ты меня сейчас вытолкнешь. Расслабься…
– СУКА!!!
– Мы ее еще отправим на мыловарню. Но не сразу, нет, не сразу… ты сама говорила, что месть подают холодной!
Матильда вздохнула, расслабилась…
– Прости. Действуй, ладно? Я все подскажу, но общаться с этой мразью выше моих сил.
Мария-Элена чуть расслабилась. Подруга у нее замечательная, но все же несдержанная…
– Все равно они гниды!
– Кто бы спорил. Терпи…
Матильда вздохнула.
Потерпим. Пока – потерпим. Суд – не место для выяснения отношений.
Прасковья Петровна так не думала. Она плюхнула свой объемистый зад рядом с Матильдой, отчего скамейка жалобно скрипнула, и мило улыбнулась еще раз.
– Как дела, Мотенька?
Мария-Элена вскинула брови.
– Неужели вы не в курсе?
– Я ж за тобой не слежу, – с неудовольствием отозвалась Прасковья Петровна, понимая, что дело не выгорит. И вывести Матильду из себя точно не удастся.
Мария-Элена мило улыбнулась.
– И пришли сюда вы потому, что у вас угнали машину?
– Какую машину?
– Или украли собачку?
– Нет у меня никакой собачки!
– Зато повестка в суд есть. В пятый кабинет.
Мария-Элена била наверняка, и по злым огням в глазах Параши поняла, что попала в точку.
– Да! И что?
– Абсолютно ничего, – пожала плечами девушка.
И опять уткнулась в планшет, не обращая внимания на соседку по скамье.
Хотя это было сложно. Прасковья Петровна подготовилась к походу в суд и вылила на себя полфлакона какого-то ядохимиката.
Туалетная вода? Очень подходящее название, непонятно только, зачем ей людей поливать? Надо бы использовать по назначению, для туалета! И даже из-под ошалелого запаха химической розы пробивался аромат пота, чего-то кисловатого и неприятного.
Долго тетка не просидела.
– Это все потому, Мотенька, что ты старших не уважаешь.
Матильда помолчала.
Прасковья Петровна вдохновилась и продолжила.
– Мать свою ты прогнала, добрых советов слушать не хочешь, и высокомерия в тебе много. Ты бы, Мотенька, жила, как все порядочные девушки, и все бы хорошо было. Парня бы себе порядочного нашла, замуж вышла… слышишь?
Толстая лапища с несколькими золотыми кольцами легла на коленку Марии-Элены и чувствительно встряхнула.
Мария-Элена медленно подняла голову от планшета.
– Любезнейшая, вы ко мне обращаетесь?
Тетя Параша фыркнула.
– А то к кому ж?
– Тогда извольте запомнить, что меня зовут Матильда Германовна.
– Не доросла ты еще до Германовны.
– Тогда и до ваших мудростей я тоже не доросла.
Такими мелочами Прасковью Петровну было не смутить.
– А ты все же послушай! Чем по подворотням шалавиться…
Мария-Элена демонстративно вытащила из кармана телефон, выбрала режим диктофона и включила.
– Продолжайте, пожалуйста. Что вы мне хотели сказать о подворотнях?
– Выключи немедленно!
Мария-Элена чуть позлорадствовала.
Да, здесь вам не там, это не старые времена, когда можно было поливать оппонента грязью, а потом кричать: «Люди добрые, да что ж это делается-то, я к нему со всей душой, а он сиротиночку изобидел!!!». Сейчас все записывается, и широту души можно оценить в присутствии свидетелей.
– Вас что-то не устраивает, любезнейшая?
Тетя Параша надулась и отстранилась.
Законы она знала плохо, поэтому предпочла помолчать. А вдруг потом ее привлечь за что-то смогут?
По счастью, сидеть пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как из кабинета номер пять вышли люди, потом выглянула секретарша и вежливо пригласила:
– Кто следующий, на десять тридцать? Заходите!
Мария-Элена чуть замешкалась, и первой в кабинет, с грацией боевого слона, ринулась тетя Параша.
Внутри кабинет выглядел не слишком презентабельно.
Стены были окрашены в персиковый цвет, но мебель удручала.
Здоровущий стол для судьи был самым новым из имеющегося. Столик для секретаря был таким же престарелым и обшарпанным, как и мебель в коридорах, а стулья для клиентов заставили Матильду порадоваться, что платье – длинное. Иначе пришлось бы попрощаться с колготками.
Видимо, это беда районных судов – если их и финансируют, то по остаточному принципу.
Секретаршу Матильда разглядывала с профессиональным интересом.
Симпатичная девушка, с хорошо покрашенными и уложенными волосами, с длиннющими ногтями, с макияжем и в дорогой одежде. Да, Антону она бы больше подошла в приемную.
– Пфффф, – отозвалась Мария-Элена.
Матильда невольно улыбнулась. Подруга понимала, что не имеет права на ревность в отношении Антона, и все равно ревновала и злилась. Но картинка-то на уровне? А какое там качество работы – еще большой вопрос.
– Встать, суд идет.
Вот уж никогда не ожидала Матильда услышать эту фразу. Но послушно встала. Они с Прасковьей Петровной выбрали места подальше друг от друга, и теперь та сверлила Матильду злым взглядом. А чего злиться-то?
Матильда бы сюда век не приходила, ей не оставили выбора.
Судьей оказалась симпатичная женщина лет сорока, полноватая, с темными волосами, уложенными в короткую модельную стрижку, в чем-то темном вроде мантии.
Она опустилась за стол, кивнула секретарю – и та отмерла.
– Прошу всех сесть.
И уткнулась в бумаги.
Судья посмотрела на Матильду, на Прасковью Петровну чуть менее одобрительно.
– Добрый день. Ленинским районным судом рассматривается гражданское дело по иску Домашкиной Марии Ивановны к Домашкиной Матильде Германовне о признании недействительным…[3]
Матильда внимательно слушала.
Судья объясняла.
Процитировала статью, огласила состав суда, разъяснила права и обязанности обеих сторон, предусмотренные законом, спросила про отвод, но тут обе стороны единогласно отказались – никто не имел ничего против судьи, спросила про представителей, и тут началось самое интересное.
По доверенности, Прасковья Петровна была законным представителем Марии Домашкиной. Та в настоящее время не могла приехать и выдала бумагу Параше.
На представление ее, Марии, интересов в суде.
А интересов было много.
В исковом заявлении мать требовала ответа по нескольким статьям, номера которых она записала в блокнот, почитать на досуге. А если русским языком, Матильда была виновна:
– в присвоении наследства – статья 1149 гражданского кодекса;
– в нарушении статьи 1148 того же кодекса – Мария Домашкина, оказывается, получила третью группу инвалидности и была нетрудоспособным ребенком наследователя;
– в использовании в корыстных целях недееспособности завещателя, т. е. якобы Матильда воспользовалась неадекватным состоянием бабушки и заставила ее подписать бумаги в свою пользу;
– вишенкой на торте – любящая мамочка еще и на алименты подала. Матильда совершеннолетняя, а мать инвалид, вот и…
Судья огласила весь список и уточнила у Матильды, все ли понятно.
Девушка вежливо встала со стула.
– Да, ваша честь. Мне все понятно, благодарю вас.
Мария-Элена давно перехватила управление над телом, и теперь Матильда могла только подсказывать, а то наломала бы дров.
У самой Матильды идей не было, но желание разломать о Парашину «гулю» десяток стульев – было. Мария-Элена в этой ситуации держалась спокойнее.
– Вы согласны с предъявленным вам исковым заявлением?
– Нет, Ваша Честь.
3
Уважаемые читатели, чтобы не превращать книгу в протокол судебного заседания я урежу юридическую часть. Не имею ничего против юристов, но специфическая терминология, которой они пользуются, не всегда уместна в художественной литературе.