Майкл Кокс
Зеркало времени
Посвящается Диззи — снова.
А также памяти Пат Риччони, Мелиссы Аллен, Криса Давенпорта
Предисловие редактора
Рукопись «Зеркала времени» за подписью «Э. А. Г.» ныне хранится в Хотонской библиотеке Гарвардского университета. Хотя в ней (как и в исповедальном тексте, опубликованном вашим покорным слугой в 2006 году под названием «Смысл ночи») предположительно повествуется о реальных событиях, связанных со старинным и уже прекратившим свое существование родом Дюпоров из Эвенвуда в графстве Нортгемптоншир, она носит явственно выраженный беллетристический характер и должна рассматриваться прежде всего как художественное произведение или, по крайней мере, сильно беллетризованная автобиография.
Данная рукопись, состоящая из 647 листов нелинованной бумаги формата ин-фолио, перевязанных выцветшей черной шелковой лентой, с 1936 года значилась в каталоге личной библиотеки Дж. Гарднера Фридманна из Нью-Йорка, который купил ее в свой приезд в Лондон в мае 1924 года. После смерти Фридманна в 1948 году она попала в Гарвардский университет вместе с обширным собранием художественной литературы девятнадцатого века, принадлежавшим покойному.
Как и в случае с предыдущей рукописью, вышедшей из печати под заглавием «Смысл ночи», я снабдил текст пояснительными сносками везде, где посчитал таковые необходимыми или полезными для современного читателя, а также исправил ряд описок и грамматических — орфографических и синтаксических — ошибок.
Акт первый
ДОМ ТАЙН
Пролог
МИЛЕДИ И ЕЕ СЫНОВЬЯ
Увидено мисс Горст 8 ноября 1876 года
I
Вид с галереи
Для начала прошу вас вообразить, что вы стоите рядом со мной на занавешенной портьерами арочной галерее, расположенной — словно сцена некоего фантастического театра — высоко над длинной величественной залой.
Подступив к самым перилам и приникнув глазом к узкой щели между занавесями, мы увидим внизу собрание знатных дам и господ за столом. Толстые бархатные портьеры пахнут временем и пылью, но не обращайте внимания. Мы здесь долго не задержимся.
Роскошная зала под нами убрана в красно-золотых тонах и богато обставлена. Невзирая на внушительные размеры помещения, здесь восхитительно тепло даже нынешним холодным ноябрьским вечером, так как в двух громадных каменных каминах жарко горят груды сосновых поленьев.
На всех стенах висят зеркала в позолоченных рамах, бесконечно множащие ваши отражения, когда вы проходите мимо. Высоко над нами раскидывается обшитый панелями сводчатый потолок, на котором — вам придется поверить мне на слово, ибо сейчас под ним сгущаются непроглядные тени, — изображены сцены бракосочетания Геракла и Гебы. (О потолочной росписи мне сообщил мистер Покок, дворецкий, и я, в своей неуемной тяге к самосовершенствованию и накоплению знаний, по обыкновению, при первой же возможности записала данные сведения в блокнот, что постоянно ношу с собой.)
Четырнадцать гостей собрались сегодня на званый ужин под сомнительным предлогом семейной традиции — дабы почтить память верного сторонника короля, лорда Эдварда Дюпора, потерявшего палец 8 ноября 1605 года при штурме Холбич-хауса, где укрывались несколько из организаторов Порохового заговора.
Прямо под нами, чуть слева, сидит тучная мисс Фанни Бристоу, дама недалекого ума, но безобидная; рядом с ней размещается мистер Морис Фицморис, с недавних пор гордый владелец поместья Ред-хаус в Ашби-Сент-Джон, вопреки всеобщему мнению воображающий себя ну просто ах каким славным малым. (Судя по выражению лица, он страшно раздосадован своим вынужденным соседством с жеманной мисс Бристоу. И поделом ему, задаваке!)
Напротив них сидит сэр Лайонел Войси, владелец Торп-Лакстон-холла, со своей нелепой женой, уродливой и неучтивой особой; справа от нее вы видите самодовольную физиономию доктора Пордейджа, который всякий раз, когда я провожаю его к двери, украдкой дотрагивается до моей руки влажным пальцем, словно намекая на тайное взаимопонимание между нами, хотя я трактую сей жест совсем иначе.
А справа от доктора сидят в обычном своем напряженном молчании мистер Трипп, наш приходский священник, и его вздорная супруга. Мне кажется, миссис Трипп таит неизбывную глубокую обиду на мужа, хотя чем она вызвана — я не представляю. Остальных гостей можно обойти вниманием, поскольку они не имеют касательства к моей истории.
Теперь перейдем к трем участникам торжественного обеда, представляющим особый интерес для меня — и для вас. Я говорю о постоянных обитателях этого огромного дома.
Главная средь них, разумеется, миледи — урожденная мисс Эмили Картерет, а ныне двадцать шестая баронесса Тансор.
Посмотрите на нее. Она царственно восседает во главе стола в черно-серебристом шелковом платье. Возможно ли отрицать, что время обошлось с ней на редкость милостиво и в свои пятьдесят два года она по-прежнему изумительно красива? Сколь приятна для взора изысканная игра теней на бледном лице, озаренном свечами (миледи никогда не разрешает зажигать газовые лампы, ведь свечное освещение льстит внешности гораздо сильнее).
Она обвораживает и пленяет всех мужчин, собравшихся в Красно-золотой столовой зале. Поглядите, как они пожирают ее глазами, когда думают, что никто не смотрит! Мистер Фицморис, доктор Пордейдж и даже краснолицый сэр Лайонел Войси (всегда комично неловкий в присутствии баронессы) — все они подпадают под власть ее чар, точно глупые мальчишки, и видят миледи только такой, какой она хочет казаться.
Натурально, трагическое прошлое этой дамы — сначала гибель отца, потом убийство обожаемого жениха за месяц до свадьбы — лишь придает ей дополнительное очарование. Мужчины, по-моему, непроходимые болваны — по крайней мере мужчины, вроде присутствующих здесь. Если даже она страдала — ну так мир полон страданий, и каждый из нас испьет свою чашу, прежде чем отойти в вечность.
Однако миледи была щедро вознаграждена за все свои душевные муки, и нынешнее богатство является далеко не последним ее достоинством, особенно в глазах холостых поклонников. Красавица с романтическим ореолом страдания и трагедии, владелица громадного состояния и древнего титула — а вдобавок еще и вдова! Младший лакей Чарли Скиннер, мой тайный воздыхатель, сказал мне, что мистер Фицморис просто не поверил своему счастью, когда в первый раз получил приглашение к своей обворожительной соседке, а по возвращении в Ред-хаус прямо-таки захлебывался от возбуждения. Вскоре в его клубе стали поговаривать, будто он при каждом удобном и неудобном случае намекает, что дни его холостяцкой жизни сочтены.
Увы бедному, заблуждающемуся мистеру Морису Фицморису! Он далеко не одинок в своих матримониальных устремлениях. Баронесса слишком завидная партия — вероятно, самая завидная в Англии. У него много соперников, причем весьма высокопоставленных, и ни одной сильной карты на руках; но все же он упорно продолжает лелеять радужные надежды, хотя не встречает ни малейшего поощрения со стороны предмета своей страсти.
Дело в том, что миледи никогда больше не выйдет замуж — тем паче за круглого болвана вроде мистера Мориса Фицмориса. Брак не принесет ей никакой материальной выгоды. И она никогда больше не отдастся под власть Любви, ибо сердце ее наглухо закрыто для этого чувства. Ни один мужчина на свете не заставит баронессу забыть первого и последнего возлюбленного, чья ужасная смерть стала для нее даже более тяжелым ударом, чем убийство отца. Ее покойному супругу, полковнику Залуски, не удалось сделать это — во всяком случае, таково всеобщее мнение. Я не имела чести знать упомянутого джентльмена, но Сьюки Праут (моя близкая подруга из здешних служанок) говорит, что они двое хорошо ладили и что полковник был улыбчивым, добродушным и обходительным господином, вызывавшим у всех приязнь с первого взгляда. Надо полагать, он вызывал приязнь и у своей жены, чего для нее было вполне достаточно.