Он вглядывался в ее лицо так же пристально, как она – в его. Словно что-то искал в ее искаженных грязью и кровью чертах.
– Ты Луиза Спегельраф?
– Да.
– Если докажешь это, то будешь жить.
– Почему?.. Моя семья не заплатит за меня и гульдена, отец в бегах…
– Отец в бегах? – отчего-то рассмеялся главарь. – Как это по-семейному!
С изумлением она наблюдала, как он потирает переносицу, скрывая совсем не веселую улыбку.
– Кто ты? – прошептала Луиза.
– Ты же сказала, что знаешь.
– Теперь не знаю.
– Что ж… Уважаемая фрекен Кто-бы-вы-ни-были, Вендель Фландр Спегельраф, он же Белый Дьявол, к вашим услугам, – провозгласил бандит и коснулся тульи невидимой шляпы.
Главарь бандитов дал ей время прийти в себя, прежде чем начать допрос – Луиза даже мысленно не могла по-другому называть предстоявший им разговор. Единственное отличие заключалось в том, что Вендель, скорее всего, не станет ее бить.
После долгих суетливых поисков девушке вручили комок поношенной, но чистой женской одежды: льняную блузу с ветхой вышивкой у выреза и черную верхнюю юбку длиной до середины икры с широким шнурованным поясом. Собственное платье, разорванное от подола до бедра, с рукавом, держащимся на одной нитке, Луиза аккуратно сложила рядом, будто боялась расстаться с этой частицей дома. Частицей Театра.
Но, несмотря на вежливый жест, Дьявол не доверял ей, а она не доверяла ему.
Был один шанс из сотни тысяч встретить давно потерянного брата в чужой стране. Живого, пугающе зрелого, обожженного солнцем. Ровно таким же был шанс, прожив много лет в Иберии, обнаружить среди пленных родную сестру. Избитую, сломленную, с воровским клеймом.
Она чувствовала, как на спине черной болью наливается обширный синяк.
Люди Дьявола покинули хибару, дав Луизе возможность переодеться. Но, с трудом облачившись в традиционный наряд иберийской селянки, она, не торопясь звать Венделя, решила осмотреться.
Домишко был глинобитным, на низком каменном фундаменте. Над светлыми стропилами, увешанными связками пахучих трав, виднелась соломенная крыша. Сквозь нее местами проглядывало небо. Глиняная же посуда, очевидно, сделанная вручную, стояла на выскобленном столе кверху дном – причиной тому была вездесущая рыжеватая пыль. В самом солнечном углу Луиза обнаружила некое подобие алтаря: в окружении множества свечных огарков на полке стояло грубое изображение бледной молодой женщины со впалыми щеками и зачерненными глазницами. Руки идола были сложены ладонь к ладони, а темные локоны убраны розами.
Под статуэткой был пришпилен к стене мутный дагерротип, на котором угадывался дородный усатый мужчина с винтовкой. Тут же на черном шнурке покачивался, как маятник, высушенный человеческий палец. Луиза почувствовала подступающую тошноту и отошла от молитвенного уголка подальше.
Тихо, чтобы не привлекать внимания людей Дьявола, ожидающих снаружи, она приблизилась к запертой на висячий замок двери хлева и позвала Фабиана. Тот не ответил, лишь глухо брякнула цепь.
– Я постараюсь тебя вытащить, – прошептала Луиза, надеясь, что Дюпон в состоянии ее расслышать. – Мы уйдем. Или сбежим. Обещаю.
На этот раз из-за двери не раздалось ни звука. У Луковки были друзья. У Луизы Спегельраф их нет.
Наконец она нашла в себе силы дохромать до входной двери и постучать.
– Я готова говорить.
Через минуту человек, назвавшийся Венделем, вошел в хижину. Он принес с собой хлеб, завернутый в полотенце, и кувшин с каким-то питьем. Мужчина сложил свою ношу на стол, а также вынул из карманов головку чеснока и кусок твердого белого сыра. Поставил пару глиняных чашек без ручек.
Луиза наблюдала за ним исподлобья, силясь вспомнить брата, каким он был четырнадцать лет назад. Тогда ему было десять и он, как остальные сыновья Спегельрафов, был совершенно недосягаем для младшей сестры.
Она почти ничего о нем не помнила, но Агнесс иногда делилась воспоминаниями из детства. Вендель был маленьким дикарем и чаще прочих бывал наказан. Он не позволял стричь свои каштановые волосы, ходил босым и грязным, водился с детьми слуг и подолгу пропадал в лесах близ Виндхунда. Не раз герцогу приходилось организовывать его поиски.
Чтобы обуздать его, отцу пришлось отправить двенадцатилетнего Венделя в пансион, где практиковали суровые методы воспитания. Мальчик провел там пять лет, а в семнадцать сбежал, и никто не знал причин побега. Сыскному управлению удалось проследить его путь до границы Иберии, но в этих землях последний призрачный след юноши потерялся. Герцог отказался от среднего сына с такой же легкостью, с какой избавился от дочери.