Отведенная Мариане комната располагалась в тупичке за общим залом: узкий коридор, четыре двери. Явно не лучшие апартаменты. Мутное, засиженное мухами оконце смотрело на свиной загон: круглая спина откормленной хрюшки сквозь него казалась грязным весенним сугробом. Барти щелкнул пальцем по хлипкой двери, попробовал открыть окно – безуспешно. Выцедил:
– Ловушка.
– Право же, сэр Бартоломью, вы ведете себя странно. – Мариана подняла брови в деланном изумлении.
– Всегда имей запасной выход. – Барти достал узкий засапожный нож и принялся отгибать заколоченные в раму толстые гвозди. – Так, один есть. – Кривой гвоздь полетел на пол и завалился в щель между досками.
– Я полагаю, это годится для воров и разбойников! – Мариана швырнула котомку на кровать и уставилась в спину рыцарю злым взглядом.
– Тем, кто не хочет стать их беспомощной жертвой, тоже не помешает, – пробормотал Барти, расшатывая следующий гвоздь. Отогнул, оставил торчать в раме. – Нет, зацепиться можешь, если лезть придется. – Поднатужился, выдернул. Третий вывалился почти сразу, и Барти удовлетворенно хмыкнул.
– Запомни, – прошипела Мариана, – я не беспомощна. Я – не – беспомощна!
– Теперь – нет. – Выдернув последний гвоздь, рыцарь подхватил выпавшую прямо ему в руки раму, прислонил к стене. В комнату ворвался насыщенный ароматом свежего навоза ветер, Мариана поперхнулась и закашлялась.
– Так-то лучше, – кивнул рыцарь. – Конюшня, если бежать отсюда, направо за углом. Только, – Барти высунулся из окна, оглядел стайку бурых поросят, роющих земляную грушу вдоль заборчика, – не споткнись ненароком.
– Я не привыкла бегать, благородный сэр!
– Верю, – примирительно сказал Барти. Прошел вдоль стен, заглянул под кровать. – Что ж, спокойной ночи, Мариана.
Выходя, услышал ставшее уже привычным презрительное фырканье. Осторожно закрыл за собой дверь, оглянулся: коридор пуст, – наскоро повязал на ручку заговоренную сигнальным наговором суровую нитку. Усмехнулся в усы: если им повезет и ночь пройдет спокойно, девчонка вволю на нем отыграется.
Проходя через зал, бросил взгляд в темный угол. Насторожившая его компания вела себя тихо, что никак не уменьшило подозрений рыцаря. Словно ненароком, попался навстречу хозяин:
– Господину точно ничего не угодно?
– Точно, – кивнул Барти. Добавил, выудив из кошеля пару медяков: – Я не заплатил за сено для коня, возьми.
– Здесь нет за работу конюха, – мрачно буркнул трактирщик.
– Конюх к моему коню не прикоснется, – отрезал рыцарь. – А посмеет, я сам ему заплачу. – И погладил эфес шпаги. Хозяин торопливо поклонился, Барти отстранил его и вышел на улицу.
После вонючего трактира вечерний воздух показался сладким. Барти неторопливо обошел двор, приглядывая, откуда может подобраться опасность и куда разумнее отступать. Заглянул в конюшню; Храп неторопливо дергал сено. Поилка была пуста: видно, конюх принял Бартово «не трожь» как разрешение вообще не обращать внимания на гнедого. Рыцарь отыскал ведро, принес воды. Проверил на всякий случай Пенку. Напоил и ее, положив при случае объяснить легкомысленной девице, как важно в дороге заботиться о коне.
Взял мешки и отправился на сеновал: ужинать.
Устроился с самого края навеса: отсюда прекрасно просматривались заросшая бурьяном задняя часть двора, покосившийся плетень и тропка, ведущая в лес. Достал завернутую в тряпицу лепешку, несколько ломтиков копченого мяса. Скупо запил вином. Наедаться не следовало: иначе усталость могла взять верх. И так тянуло рухнуть в мягкое сено, закрыть глаза – и пусть самоуверенная девица выпутывается, как умеет, если вдруг среди ночи грабить придут.
Плащ лег на сено – лучшая постель из возможных в дороге. Вздохнув, Барти вытащил сверток с амулетами. Дома разобраться времени не хватило, в трактире Джекоба тоже было не до них, но теперь уж тянуть нельзя. Так, ну и что у нас с собою имеется?
Опытным людям известно: чем меньше всякоразной магии на себе таскаешь, тем лучше она работает. Кроме «зова другу», Барти носил, не снимая, лишь один амулет – на защиту от чужих чар. Сейчас рыцарь прибавил к нему «глаз совы» и «большое ухо» – привычный набор для ночного караула.
«Дымчатую кошку» Барт осторожно переложил в потайной карман. Остальное богатство, перебрав и прикинув, что может понадобиться достаточно скоро, а что, если повезет, не пригодится вовсе, – завернул, как было, в заговоренный полотняный лоскут и уложил обратно в мешок.
Теперь оставалось только ждать.
«Сигналка» сработала часа через два после полуночи. Барти подхватился с сена, после мига колебания: зайти разбойникам в тыл или встретить их в комнате вместе с Марианой? – выбрал комнату, но добежать до окна не успел. Усиленный «большим ухом» слух уловил недовольный шепот: «Прочь, быстро! Тут наговор! – Какой? – Хочешь проверить, умник? Валяй, только мы сначала отгребем подальше! – Да ладно, я ничего…»
Тихое дыхание Марианы перебил поспешный шорох шагов, Барти подобрался к углу, проводил взглядом пятерых уходящих к лесу молодцов. Отметил: хорошо, нам завтра в другую сторону.
Остаток ночи прошел спокойно.
Когда над лесом разгорелся рассвет, Барти усмехнулся, покачав головой. Вернул в сумку караульные амулеты, отряхнул плащ от налипших сухих травинок, потянулся и пошел умываться. Если придется караулить еще одну ночь… А впрочем, придется так придется. В первый раз, что ли?
2. Утренняя разминка
– Как спалось, достославный сэр? – насмешливо поинтересовалась Мариана, столкнувшись с рыцарем у колодца. – Что-то я не вижу трупов. Неужто мерзавцы посмели притвориться добронравными поселянами и всю ночь мирно спали по домам? Какое, должно быть, разочарование. На вашем месте, достойный сэр, я примерно наказала бы негодяев.
Барти отвечать не стал. Вышел уже из того возраста, когда победа в любом споре кажется непременным условием незапятнанной чести. Обошлось – и ладно. А могло ведь и не обойтись.
Как видно, Мариана приняла молчание спутника за свою безусловную победу. Горделиво повела подбородком, расправила плечи, улыбнулась… ох и заразительная улыбка, невольно восхитился сэр Бартоломью.
В молчании покинули трактир, в молчании же проехали через деревеньку. Поселение хоть и маленькое, да не из бедных. Кудлатые шавки провожали путников яростным лаем, в панике шарахались из-под копыт пестрые куры. Чуть ли не посреди улицы, в разбитой колесами луже, залегла пятнистая свинья. На завалинке под резными ставнями сидели две старушки, лузгали тыквенные семечки, сплевывали шелуху под ноги. Проводили рыцаря и его спутницу любопытными взглядами. Барти не отказался бы перекинуться с ними словечком: расспросить насчет постоялого двора и его хозяина. Уж кто-кто, а деревенские кумушки знают. Но подобный разговор требует неторопливой доверительности, а Мариана так и рвется вперед, знай горячит красавицу-Пенку; пожалуй, предлагать остановку сейчас бессмысленно. А разделяться – нет, не время и не место. Мало ли…
Выбежав за околицу, тракт пересек широкую луговину и нырнул в лес. Барти невольно нашарил самострел. Мариана заметила; покосилась не то насмешливо, не то просто недоуменно.
– Не люблю этот перегон, – ответил на невысказанный вопрос рыцарь. – Вечно тут что-то происходит. Ольховник да орешник, самые засадные места.
– Какой вы, однако, воинственный, сэр Бартоломью, – протянула Мариана. – Ночью вошли во вкус, или у вас в традиции по утрам разгонять пару-тройку засад? Вместо завтрака?
– Хорошо бы подвиги совершались острым язычком, – буркнул Барти. – Тогда, доблестная Мариана, мы могли бы засчитать тебе победу над королевским рыцарем и повернуть обратно в Себасту.
Мариана вспыхнула; на язык ей рвались сразу несколько ответов, один другого язвительнее. Но тут до путников донесся истошный женский визг.
Девушка, отложив спор на потом, выхватила шпагу и пустила Пенку в галоп. Храп, не дожидаясь понуканий, пристроился кобылице в хвост. Сама бы не порезалась, злобно подумал Барти. Ишь, разогналась навстречу подвигу. Мысленно костеря на все корки родителей, дающих дочкам слишком много воли, зарядил самострел. На самом дне сознания мелькнуло: странно, один-единственный крик – и всё. Что-то здесь не так. Но думать было некогда: обогнув пригорок, всадники во весь опор вылетели на большую поляну, и рыцарь осадил коня, решив: здесь.