— Дорогой друг-приятель, — насмешливо перебил Степачев, — не хотел говорить, придется. Вы ведь не своих лошадей увели. Сколько было их, казенных?
— Семь троек, — неохотно ответил Прон.
— Верно, не врешь, семь. Так где они?
— По деревням.
— Ты увел их у властей. Ишь, цыган какой, — кивнул он Захару на Прона. — Украл у государства. Другого слова нет.
— Так вы бы забрали.
— Сравнил. Частная лавочка или свобода народа. Это, я понимаю, корысть.
— Это ведь, Прон Яковлевич, для нас, — вставил Шарыгин.
— Какая лавочка? — осерчал Прон. — Я что, себе их брал?
— Я тоже не себе, — поставил точку Степачев. — Я кофе мог бы попивать, «Ниву» листать, нет, я здесь. — «Ну и листал бы», — подумал Прон. — Давай не будем чикаться. Или лошади, или…
Прон невольно усмехнулся:
— Значит, и там и тут.
— При понятых заявляешь, что лошади отобраны мною насильно. Потерпевших Советская власть прощает.
— Я в понятые пойду, — вызвался Захар. — Бояться тебе, Прон, нечего.
— Ты отдаешь своих лошадей? — повернулся к нему Прон.
— Отдаст, — ответил Степачев за Захара.
Прон пошевелил пальцами больной ноги.
— Разве они под седло, наши лошади.
— Не ваши.
— Из сохи да в извоз. Шутка в деле! Из последних жил вытягивались, под седло!
— Не прибедняться!
— Нищеватей ямщиков человека нет, у ямщика ведь ни дому ни лому, дело известное.
Степачев смотрел на Прона, как бы говоря: ври дальше.
Прон встретился с ним взглядом. Они смотрели друг на друга: Степачев по-прежнему иронически, Прон беззащитно. Чтобы сменить выражение взгляда, Степачеву пришлось бы мигнуть, а мигать ему не хотелось. Он был уверен, что Прон отведет глаза. Только Прону ли мигать, если щурился он только от ветра да в грозу от молнии. Степачев, чувствуя, что вот-вот глаза его заслезятся, сощурился и злобно сказал:
— Ишь, сирота! Добром не отдашь, сами возьмем. — Встал, развел руками: — Молись богу.
— Где жена? — спросил Прон.
— Будут лошади, встретишься. Нет, тоже встретишься. У стены. Попа звать не будем, сам ее и соборуешь.
«Сука ты, сука», — подумал Прон. Тоже встал. Лавка выпрямилась.
— Лошади нужны к утру.
— Что же, — сказал на это Прон, — я пойду.
— Не задерживаю.
Нога уже не болела, когда он ступил на нее. Степачев сказал вдогонку:
— Я не умею шутить.
— Какие уж шутки? — ответил Прон, не оглядываясь, толчком открывая дверь. От двери снаружи отскочил Иван Шатунов.
На улице было теплее, чем в избе. Прон спустился, прошел мимо охранника. Степачев открыл окно:
— Кстати, Толмачев, неужели тебя мой сын не убедил? Вместе ж сидели.
— Не убедил, — ответил Прон. Внутри у него екнуло, стало тоскливо и пусто.
— Жаль. Он неплохой агитатор. Мог бы отцу и помочь. Не зря же я его посылал сюда.
«Вот так вот», — сказал себе Прон и пошагал к дому брата.
15
— Деваться ему некуда, — сказал Степачев. Снял гимнастерку, повесил досушиваться.
— Плохо ты его знаешь, — ответил Шатунов, помня, как глянул на него Прон. — Это нам некуда деваться.
Степачев отнес последние слова Шатунова на его несдержанность и все же заметил:
— С ним не выйдет, припугнем, остальные сами приведут.
— Бегом прибегут.
Степачев поморщился. Захар засновал от печки к столу. Носил и ставил: сковородку с жареной мелкой картошкой, вырванной прежде времени из земли; горшок сметаны, желтой, загустевшей сверху; чугунок с мясом, крупно и торопливо нарубленным; масло в воде с плоскими белыми блестками.
— Что без хозяйки? — спросил Шатунов.
— Так ведь, — заикнулся Захар, — она ведь… — ему не хотелось говорить, что жена на хуторе: вдруг Шатунов надумает поехать на хутор. — Больная она.
— В больнице?
— Боюсь, не зараза ли какая, — снова уклонился Захар.
— На хуторе она, — презрительно сказал Шатунов. — Здоровее тебя. Да хватит тебе носить.
Степачев не вступал в разговор, считая, что его не должны касаться дела, которые связывают других.
Сели за стол.
Захар ел осторожно, думая, кто же мог сказать Шатунову о хуторе, и соображая, что, кроме Якова, некому. Степачев ел неохотно, Шатунов — быстро, поглядывая на стол и хозяина.
Степачев первым отвалился от стола и прислонился к степе. Захар тотчас сказал:
— Ох, боюсь я, Прон узнает, где жена.
— Не узнает, — успокоил Степачев. — Усилить здесь охрану! — приказал он.
— Усилю, — ответил Шатунов. — Дай и ребятам поужинать. Эко без продыху маханули… Да! Что с председателем делать? Расстрелять?