Жеребец прибавил рыси.
Мягкие легковые рессоры подкидывали седоков.
22
Низовой ветерок качнул ветку полыни, ветка коснулась щеки Прона. Прон зажал ветку в кулак, обдернул ее. На ладони остались матовые узкие листья полыни и молодые семена. Прон растер зазеленевшие листья, подвес ладони к лицу, как подносят их, когда умываются. Вдохнул горький лечебный запах.
«Как конопля», — подумал Прон и поднял голову.
Вятку затапливало туманом. Еще оставались чернеющие прогалины чистой воды, но и над ними протягивались белесые полосы испарений.
Солнце село. Заречные заливные луга утонули в белом. Небо вдали темнело, сливалось с неразличимым отсюда сосновым бором. Ближе, на тракте, стояли четкие черные березы. Свободно опустили они свои ветви, и не было на них тесно ни одному листку.
Прон увидел и узнал вначале жеребца, потом брата на тарантасе. «Успел уж куда-то съездить», — подумал Прон. Крикнул, его не услышали. Тогда свистнул, как давно не свистел, по-ямщицки разбойно. Жеребец встал, как споткнулся. Хомут полез на уши.
Яков увидел, как со склона бежит, хромает брат, бросил вожжи, кинулся навстречу. Взглянул в сторону деревни, никого не увидел, закричал:
— Повел ведь этот леший, галах приблудный, заразы кусок, председателя-то повел. Туда, туда, — показывал он рукой, откуда ехал.
Прон мотнул головой, не остановился. Выскочили на тракт к тарантасу. Прон схватил вожжи, натянул одну, упираясь ногами. Жеребец задрал голову, осадил, повернулся почти на месте. Тарантас завалился. Прон ухватился за заднюю ось, одним рывком закинул тарантас, крикнул: «Садись!» — запрыгнул и сам.
— Пошел! — заорал он. — А, пошел! А ну, пошел! И-эх! В двенадцать апостолов господа бога душу мать!
Жеребец втянул живот, взялся в карьер. Яков, неловко барахтаясь, выровнялся.
— Вначале, говорит, на пристань. Я так и думал, — кричал он. — У лесной повертки велел остановить. Неладно, думаю. Скорей за тобой.
— Ага! Ага! — кричал Прон. Он стоял в тарантасе в рост, подсвистывал, подергивал вожжи. Щелкала за спиной выпущенная из брюк рубаха. Жеребец наддавал. Пыль не успевала подняться за колесами.
— А-а-а! — орал Прон. — А-а! Милая, любезная! А ну давай! А ну давай! А ну давай!
Страшно, будто отрываясь, скала селезенка у жеребца.
Мелькнула невысокая, уходящая в землю, кирпичная екатерининская верста. Впереди у леса обозначилась другая.
Влетели в прогал, высеченный сквозь лес для тракта. Сплошняком полетели назад темные стены деревьев.
— Тут! — заорал Яков.
Прон осадил и свернул. Жеребец испуганно подобрался, скакнул через кювет, тарантас качнулся, хрустнул, выдержал. Ударенные дугой ветки хлестали по лошади, по братьям. Храпел жеребец. Стучали по корням колеса.
Прон успокоил жеребца, нагнулся к брату.
— Кричи своим голосом.
— Выстрелит, — испугался Яков.
— Кричи, кричи. Яков закричал:
— Бакшаев, Бакшаев, стой! Сказать чего надо. Бакшаев! Бакшаев!
23
Они успели, Сенька еще не убил председателя. Он вел его под прицелом впереди себя. На крики Якова остановились оба. Сенька ступил в сторону, чтоб видеть и председателя и Якова.
Прон пригнулся за жеребца, подъехал с правой стороны. Яков выскочил слева.
— Чего? — спросил Сенька.
— Не успел я тебе сказать… велели тебе передать… — говорил Яков.
— Отдышись, — сказал Сенька.
Прон вынырнул из-под брюха жеребца, ударил Сеньку, сшиб на землю.
— Дай сюда! — велел Прон.
— Ты не знаешь, я не хотел, — закричал Сенька.
— Ну!
Сенька отдал наган.
— Часы отдай.
— Какие? — заикнулся Сенька.
— Ну!
Сенька отдал часы. Сел.
— Не вставать!
Подошел Анатолий. Прон отдал часы и наган Анатолию, вернулся к тарантасу, взял вожжи и кнут. Вожжи сложил вчетверо, бросил на козлы. Подошел, размахнулся тонко свистнувшим кнутом и хлестнул им по плечевому шву Сенькиного полушубка. Кнут впился в кожу, обвил рукав. Прон дернул кнут на себя. Рукав отвалился. Прон переступил, примерился, хлестанул с оттяжкой по другому рукаву, и второй рукав отпал.
— Хороши ножницы? — спросил Прон, бросая кнут.
Сенька беспомощно развел руками. Рукава полушубка поползли вниз, открывая тонкие на взгляд руки. Прон взял с козел вожжи, крутанул в воздухе (жеребец испуганно косился) и ударил Сеньку по лицу. И ударил второй раз по проступившей на лбу и щеке белой полосе. Сенька завыл, пополз на животе к Прону. Прон оттолкнул его ногой.