— Иван! Ты что ему приказывал?
Шатунов взял себя в руки, стал расстегивать кобуру:
— А вот сейчас прихлопну, будет знать, что приказывали.
— Перестань, — брезгливо остановил Степачев. — Где они?
— Не знаю.
— Иван! — беспомощно сказал Степачев. — Иван. Да как же так?
— С полчаса, как проехал Прон в уржумскую сторону.
— Седлать!
Шатунов высунулся в окно, крикнул охраннику:
— Дежурному взводу седлать!
Охранник перехватил трехлинейку, приложился и выстрелил в небо. Передернул затвор. Выпала, сверкнув, гильза. Охранник еще раз выстрелил. У конторы зашевелились.
Степачев одевался. Сенька пил воду из рукомойника.
— Как тебя? Бакшаев?
— Я!
— Иван, дай ему ключи от бани. Пусть ее, — и черканул рукой.
— Ладно, — ответил Шатунов, — одевайся, я лошадей приготовлю. Иди за мной, — велел он Сеньке.
У калитки стоял Яков. Сенька, увидев его, отпрянул назад, в сени.
Охранник выводил из конюшни командирских коней. У конторы слышались голоса, брань. Кони ржали.
Шатунов подошел к Якову.
— Нету Анны, — доложил Яков. — Весь двор обыскал. И креста нет, я крест на порог клал, чтоб не ушла.
Шатунов странно усмехнулся:
— Вот тебе ключ, Яша. Ускачем, откроешь баню, выпустишь свою невестку, Пронову бабу. Понял?
— Да, да, — радостно закивал Яков. — Бог тебя простит за все.
— Вначале тебя простит. За председателя. Спас, значит. Молодец. Зачтется.
Яков обомлел.
— Ты думал, Шатунов не узнает? Если б не я, конец бы тебе. Иди. Стой! Председатель — сын Степачева?
— Но я же не знал, Ваня. Крест во все пузо, не знал. Если б знал, разве бы тебе не сказал.
— Ладно, иди. Стой! Сразу не лезь, как ускачем, только тогда. Выжди.
— Иван, — сказал Яков. — Не берите лошадей у Шарыгина: заразные.
— Как?
— Сап. Заразные, и своих заразите. Подвел он вас, козла под стол пустил.
Из дома выскочил Степачев. Яков глотнул воздух, стиснул в кулаке теплый ключ, пригнулся и побежал вдоль забора в проулок.
Охранник бросил повод шатуновской лошади, — торопливо подвел степачевскую к крыльцу. Степачев вскочил в седло.
— Ты скоро? — спросил он Шатунова.
— Сейчас. Бакшаев!
Степачев ударил каблуками коня, поскакал к конторе. Сенька подбежал к Шатунову.
— Наган, конечно, отобрали у тебя, — сказал Шатунов, передавая Сеньке другой. — Умеешь?
— Умею. Кого?
— Брата Прона, Яшку. Он тебя продал. Я смолчу, Степачеву продаст.
— Где он? — спросил Сенька, дрожа от холода.
— Скоро к бане придет. Подкарауль. Значит, его и… — Шатунов помедлил, — ее. Сквозь стекло. Там у нее светло.
— Кого ее?
— Пронову бабу. Яшка за ней придет. Учти. Обязательно.
— Ее-то за что?
— Отомсти. Она Прона на тебя натравила. Давай. Вернусь, в обиду не дам. За меня держись. — Он хлопнул Сеньку по плечу, повернулся.
Охранник подвел лошадь. Сенька побежал на задворки. Шатунов ловил ногой стремя. Стремя крутилось. Шатунов удержал его рукой, сел на коня. Охранник подбежал с другой стороны, насунул на носок шатуновского сапога другое стремя.
— Слушай! — сказал Шатунов. — Дом нечего стеречь, за баней поглядывай. Иди к ней и с мушки не спускай. Не промахнись.
— Срежу, ваше благородие. То есть, кого именно?
Конь плясал под Шатуновым. Шатунов склонился к охраннику.
— За бабой придут. Этот парень, морда покарябана, видел?
— Ну!
— Будет стрелять. Потом ты его. Если он не будет стрелять, пали по всем, понял?
— А он в кого?
— Ну, дурак! Тебе-то что. Упустишь, убью. Отчитаешься трупами. Понял приказ?
— Понял, ваше благородие. Вашблародь, лошадку бы мне какую получше.
— Пригонят, сам выберешь.
— Вот спасибо, вот уважили! — обрадовался охранник.
Шатунов вымахнул на тракт. От конторы, тяжело ударяя копытами, скакал взвод. Мелькнула тачанка. Пулеметчик в нательной рубахе хохотал, валясь набок и хватаясь на холодный щиток пулемета. Шатунов настиг командира, пристроился рядом, закричал:
— Я наперехват, дорогу знаю.
— Давай, Ваня, — азартно ответил Степачев. — Если раньше догонишь, сына не тронь. Он парень хороший, башку ему только замусорили. Эх, были б для всех лошади, прямо б грянули. С одним взводом не сунешься.
Кони переставали ржать, огрызаться, находя свое место в скачущих рядах. Громыхали, ударяя по спинам всадников, короткие карабины. Пулеметчик, прохваченный свежестью ночи, надевал шинель. Тени неслись по обочине. Отскочил с дороги человек. Шатунов узнал встречного, крикнул Степачеву: