И вот как-то сидит однажды и говорит, мне даже страшно стало:
— Уйду я, Ень, все равно уйду.
— Куда это ты уйдешь?
— На тот свет уйду, бог смерти не дает, сама попрошусь.
Я поругала ее, что ты, говорю, опомнись, такие слова говоришь. И так наша жизнь коротка, чтоб ее убавлять.
Я-то думаю, ей бы работать на людях, так легче бы было, да уж года не те, силы той нет…
Как созвала я гостей, она мне помогала стряпать. Пельмени затеяли, она вроде как ожила, даже посмеялась: «Ну ты, Ень, каждый пельмешек, как пирожок, загибаешь. Я так не умею». Я рада, что она забылась, не даю ей задуматься, — то, другое готовим, пирог поспел. Командую: «Вынимай. Да за огурцами сходи, луку зеленого нарви». Сама кручусь, и радостно нам стало: совсем как в детстве мы с ней хлопочем, две сестренки. Обе еще пожалели, что нет с нами тебя, Варя.
Но, думаю сама себе, что это мужа долго нет, а я ему наказала поехать да позвать Нюриных сыновей. У нее два сына — Геннадий да Борис, а дочь замуж в Свердловск вышла. Думаю, придут, так не помирятся ли? Они как вроде и не ссорились, а вот такое отношение к ней сложилось.
Вернулся муж, дал понять, что не вышло, а при гостях не стал рассказывать. Сели за стол. Я не успела, наряжаюсь в кухне — зовут меня. «Начинайте, кричу, сейчас выйду».
Вася налил уже и вот только встал — тут она заплакала…
В а с и л и й: …я бы порол таких детей! Что это за дети — мать родную не помнить? Взрослые уже, пора понять, что двух матерей не бывает. Мне Еня велела съездить за Генкой и Борисом. Я говорю, зря ты это выдумала, но что с бабой спорить, поехал: тут рядом.
Только вышел за крайние дома — машина. Ну, думаю, подбросит. Поднял руку, гляжу — Генка. Он шофером. «Здорово!» — «Здравствуйте, дядя Вася». Едем. Закурили. Ничего про мать не спрашивает. Ведь знает же, что она у нас живет, и по нашей деревне проезжал. «Эх, думаю, и звать-то неохота». Я — сирота, доведись бы мне узнать, где мои родители, хоть бы фотокарточку увидеть.
— А я тебя звать в гости еду, — говорю ему. Молчит. А мне он нравился, Генка-то, пока с этой бабой не спутался, со своей женой. Как отворотила она его. — Чего молчишь? — говорю.
— Как же я один, без жены?
— А я и жену приглашу. Давай заедем, я зайду.
— Не ездили бы вы к нам, дядя Вася, не надо… не может она прийти.
— Ну тогда ты приходи.
— Не могу я — на работе не освободился.
— Суббота ведь сегодня. Ты в гараж едешь?
— В гараж.
— Ну поставь машину, переоденься и приходи.
— Нет, не могу, — одно твердит, — не могу, — а сам глаза отводит.
Плюнул я тут:
— Останови! выйду. Что ты за мужик, тридцать лет тебе, не можешь к родной матери на час зайти!
— Стыдно мне, дядя Вася.
— Смотри, простыдишься. Придешь или нет?
Он смолчал.
Думаю, может, зря я погорячился, может, поуговаривай я еще, пришел бы он, не случилось бы этого с Нюрой.
Зашел и к Борису. Вышла сношенька, в избу не позвала. Бориса дома не было. Так на крыльце и разговаривали. Пригласил ее. Все честь честью. А она, такая облайная, и тут нашла чем попрекнуть: «Ишь, говорит, пьянки да гулянки у вас на уме!»
Мне это очень обидно: что ж за пьянки-гулянки? Начнется сенокос да уборка — до Октябрьской в рот не возьму.
Так не сумел позвать ни Бориса, ни Геннадия…
С ы н Е н и и В а с и л и я: …всегда с радостью езжу домой. Редко бываю. Все отговорки: работа, да дети, да жена. А к родителям все, то по пути, то попросить чего. Да все на ночку, на две, не больше.
А приедешь, как будто опять маленьким стал, все заботы сваливаются.
Приехал в этот раз, в баню сходил. До вечера нарочно почти ничего не ел, ну, думаю, навалюсь, когда гости придут. Всего, моего любимого, настряпано.
Мы с Борисом и Геннадием с детства дружили, вместе рыбачили, вместе на комбайне работали помощниками. У них отец погиб, так к моему отцу любили ходить.
А кончили школу, я в институт, Генка и Борис в армию. Так как-то и разошлись постепенно. Встретимся, уже женатые все, вроде и говорить не о чем.
Так вот. Мне мама рассказала, почему тетя Нюра у нас живет. Я тоже с ними стряпал, тоже шучу, смеюсь: вот, говорю, попляшем, попоем, тетя Нюра! А не вышло веселья.
И что было ей не жить? На книжке триста семьдесят рублей, да в сумочке пятьдесят шесть. Это я потом проверил.
Не вышло веселья. Гости разошлись. Мать мне наказала за тетей Нюрой смотреть, я не лег, за ней слежу. Незаметно стараюсь — она во двор, и я во двор. Всю ночь не заснул. Рассвело, мама проснулась, я тогда пошел на сеновал и лег…