- Олень, значит, - пробормотала я. - Гребаный олень, черт бы тебя драл.
- Может, расскажешь, что происходит?
Следуя моим указаниям, Чак-Чак свернул и припарковался возле закрывшегося на дневное время суток тату-салона. Я не сразу сообразила, почему у меня жжет в груди. Оказывается, я задержала дыхание. Сделав глубокий вдох, я приказала:
- Жди в машине, я скоро вернусь.
- Не-а. Не катит.
Я посмотрела на Чак-Чака.
- Отлично. Идем. Только вначале просвети меня: как быть с Деревским. Может, сделать ему новогоднюю скидку и оставить в машине? Тогда я уж точно лишусь второй половинки 'хлебного шарика'.
- Хлебный... - здоровяк нахмурился. - Хлебный - что?
- Я хочу сказать, что Деревского нельзя оставлять одного. Никаких 'но', - предупредила я.
И, отстегнув ремень безопасности, вышла из авто.
- То был что, дружок твой? - беззлобно полюбопытствовал Чак-Чак.
- Да, то был мой дружок.
- То был Громов, - Лев с отвращением уставился на меня с заднего сиденья. - Он оценит твое исполосованное лицо.
Мой голос не дрогнул:
- А как же, Арина ведь старалась.
Я не стала говорить ему, что раны от арининых ногтей болели уже не так сильно, как полчаса назад... Позволив вспышке надежды затмить доводы здравого смысла, я осторожно сжала правую руку в кулак. От пронзившей руку боли на глаза навернулись слезы. Нет, с этим придется помучиться. Судя по ликующей гримасе, Лев по-своему истолковал мои слезы. Ну и пусть.
- Будешь вспоминать о ней всякий раз, глядя в зеркало, - заверил он.
'Зато ты забудешь о ней уже завтра'.
Много оскорблений крутилось на языке, но я не стала опускаться до его уровня. Если ему хочется, пусть думает, что я оплакиваю свой загубленный товарный вид. Деревский не знал ни о моей коматозности, ни о паршивом зерне 'А'. Ах, блаженное незнание.
- Ага, - улыбнулась я, захлопывая дверцу.
Стекло опустилось, и Чак-Чак перегнулся через пассажирское сиденье.
- Уверена, что не нуждаешься в сопровождении? Я могу оглушить Деревского и засунуть в багажник, - это было произнесено совершенно будничным тоном. - Багажник-то вместительный... Не бузи, конь, я не шучу, - Чак-Чак свирепо зыркнул на блондина.
- Да, уверена. Скоро вернусь.
Под подошвами хрустел снег; из-за колючего мороза правая кисть налилась пульсирующей тяжестью. На полном ходу я толкнула дверь и вошла в ресторанчик, запустив за собой снежинки, которые тут же осели капельками на паркет. При взгляде на холодильную витрину я с удивлением резюмировала, что не отказалась бы от завтрака. Неужто после пережитого я все еще могу думать о еде? Выходит, что да.
А вот и Богдан - за дальним столиком, со светским видом, с утомительной постной физиономией изучает меню. Он выглядел явно не собирался портить мой праздник души и именины сердца, сваливая раньше времени.
Никто не остановил меня, когда я вошла в уборную. Я умылась, и вода на дне раковины тут же приобрела едва заметный ржавый оттенок. Оторвав сразу четыре салфетки, я промокнула лоб, щеки, подбородок и шею. Ранки больше не кровоточили, процесс заживления, благодаря зерну, набирал обороты. Выкинув салфетки в мусорное ведерце, я открутила кран с холодной водой и сунула под него правую кисть. Словно обожглась огнем.
Было еще кое-что...
Я коснулась седой пряди, как лунная дорожка, тянущаяся от корней до кончиков. Как последний штрих в наведении удушающей красоты (все ради Боди), я скрыла седину в переброшенных на левую сторону пробора волосах, и заставила себя улыбнуться своему отражению. Улыбка вышла жуткой.
- Ну же, Палисси, ты можешь лучше.
Нет, не могла: перед глазами появилась отрубленная голова Кудрявцева, следом - лежащий без сознания Влад... А, к черту.
Я вышла из уборной и зашагала прямиком к Богдану Громову.
Громов все еще был поглощен меню. Фактически, он зафиксировал мое присутствие лишь тогда, когда я взялась за спинку стула и отодвинула его, чтобы сесть.
- Значит, омлет с беконом, томатами и шампи... - он запнулся на полуслове.
- Приветули. Не спеши заказывать, окей? Девушка! - Я села и подняла руку, подзывая официантку.
Миниатюрная официантка не заставила себя долго ждать.
- Еще одно меню, будьте добры, - попросила я.
- Секундочку.
В ее случае - в буквальном смысле секундочка.
- Позовите, как будете готовы сделать заказ, - улыбнулась официантка, вручая мне меню, и упорхнула так же быстро, как появилась.
- Губа не дура, да, Богдан? Место не из дешевых.
- Рита...
- Итак, - я открыла меню на первой странице, - как обладатель уточенного вкуса, что рекомендуешь? 'Цезарь'? Нет, для 'Цезаря' рановато. Так-так... - Я переворачивала страницу за страницей. - Может, оладьи с кленовым сиропом? Нет, лучше мюсли с холодным молоком. И фрукты с медом. А из горячих напитков... кофе грубого помола. На правах твоего возлюбленного конкурента, так уж и быть, позволяю тебе заплатить по счету, - я заговорщицки подмигнула и вновь подозвала официантку.
Я проворковала свой заказ. Пришла очередь Богдана. Стоит отдать ему должное, он быстро оклемался от первого потрясения. Его голос был почти таким же самодовольным и зычным, как обычно. Но даже Богдан, каким бы притворщиком он не был, не настолько искусен, чтобы скрыть скользящий в голосе страх, словно подводное течение, сотнями микроскопических иголок колющее ноги. Я чувствовала его страх комом, застрявшим в моем горле. Страх окружал его липкой аурой... Стоп, какого черта? Я чувствовала его страх! Еще одно проявление зерна 'А'? Нет, не хочу ничего знать. Даже если мне удастся выпутаться из всей этой передряги, я не буду лезть из кожи вон, чтобы узнать обо всех дарованных мне зерном возможностях. Я бываю такой нелюбознательной.
Кроме нас, в ресторанчике было четверо посетителей, потягивающих кофе и шуршащих утренними газетами. Идиллия.
- Ты был очень плохим мальчиком, Богдан, - сказала я, закидывая ногу на ногу. - Не жди от Деда Мороза ничего, кроме горки углей.
Наши глаза встретились. По коже словно пробежал электрический разряд, но, в отличие от Богдана, который скривился и передернул плечами, я не шелохнулась.
- Меньше всего ожидал встретить тебя... здесь.
- О, не сомневаюсь. Иначе не сунул бы сюда свой нос.
Он нахмурился, и между медного цвета бровями залегла морщинка.
- Не понимаю, чем тебе не угодил мой нос.
- Всем угодил. Мне, между прочим, всегда нравился твой нос.
- А мне твои глаза, - он улыбнулся своей фирменной обезоруживающей улыбкой, и подался ко мне. - И губы. А твои ноги... они кажутся бесконечными.
- Ну-ну, полегче. Ты смущаешь меня.
- Разве? А мне всегда казалось, что это невозможно.
- Чепуха! Еще как возможно. Последний раз это произошло не далее, чем позавчера, когда ты был в 'Темной стороне'.
Он в притворном удивлении выпучил глаза:
- Не может быть!
Я важно закивала:
- Свиньей буду, если солгала.
- И чем же я смутил тебя?
- А тем, что я вдруг почувствовала жгучее желание превратить твою красивую голову Кена в полигон для моих кулаков. Учитывая то, что раньше это желание никогда не было столь сильным, мне пришлось нелегко.
Громов потрясенно моргнул.
- Что? - выдохнул он.
- Нет, Бодя, на этот раз это не слуховые галлюцинации. А забавная действительность. Я объясню, почему забавная: вместо того, чтобы переломать тебе вначале руки, потом ноги, я сижу и продолжаю трепаться. А знаешь, почему я продолжаю сидеть и трепаться?