— Может, вы все-таки скажете мне, — терпеливо проговорил Уандер, — где они расположились?
— А то как же, — отозвался «приятель», которого явно захватила идея «парня», и потому тоже порывавшийся удалиться поскорее. — Три квартала вон в ту сторону, потом направо и до самого парка: там ты их и найдешь, не сомневайся, — бросив эти слова через плечо, он поспешил прочь.
Эд миновал три квартала, повернул направо и наконец добрался до парка. «Приятеля» с «парнем» ждет разочарование, — подумал он. Перед палаткой Таббера уже выстроилась длинная очередь. Было еще совсем рано, но народ успел набежать.
— Только стоячие места, — пробормотал Эд, нажимая на педаль спуска. Никак Таббер решил устроить утренник?
Он припарковал машину и подошел ко входу.
— Не лезь вперед, малый, становись в очередь, — прорычал чей-то голос. Со всех сторон на него смотрели недружелюбные лица.
— Я здесь не для того, чтобы слушать… гм… проповедь, — поспешно сказал Эд. — Я…
— Нечего умничать. Становись в очередь, дело с концом. Я стою уже два часа. Только попробуй пролезть вперед меня — враз по роже схлопочешь. Понял?
Эд почувствовал, как внутри у него все напряглось — так бывало всегда, когда ему угрожали физическим насилием. Он попятился. Потом в замешательстве взглянул в сторону троих-четверых последователей Таббера, которые отчаянно пытались поддерживать порядок.
— Глашатая Мира услышат все, — снова и снова повторял один из них. — Он сократил беседы до получаса, чтобы каждый смог его услышать. Будет налажена трансляция. Потерпите, пожалуйста, Глашатая Мира услышат все.
— Полчаса, — проворчал кто-то из очереди. — Вы что же, хотите сказать, что я выстоял столько времени, чтобы попасть на получасовое представление?
— Это не совсем представление, дружище, — сказал Уандер. Он отошел от очереди. Чтобы попасть через главный вход, придется ждать не один час. К тому же он совсем не так представлял свою встречу с Таббером.
Эд собирался побеседовать с пророком — если можно так его назвать лицом к лицу, наедине. И с каждой минутой эта перспектива улыбалась ему все меньше и меньше.
Он обогнул палатку и позади нее, как и в прошлый раз, обнаружил другую, поменьше. Уандер несколько мгновений постоял в нерешительности, а потом зашел за это парусиновое сооружение. Там стоял старомодный фургон, а рядом безмятежно паслась лошадь.
Эд глубоко вздохнул и вернулся ко входу в меньший шатер. Как, спрашивается, прикажете стучать в дверь палатки?
Он откашлялся и крикнул: — Есть кто-нибудь дома?
Внутри послышался шорох, полог откинулся, и перед Эдом появилась Нефертити Таббер.
Девушка взглянула на него и зарделась.
— День добрый, возлюбленный мой, — сказала она.
Потом заговорила быстро и сбивчиво: — Ой, Эд, мне так жаль… я имею в виду, то, что случилось тогда, на студии. Я… должна была предвидеть, что из этого может выйти, и не позволять отцу…
— Вам жаль, — с горечью произнес Эд. — А всем остальным — тем более. Послушайте, вы хоть знаете, что произошло?
Она молча кивнула.
— Я сейчас объясню вам, что произошло, — начал было он.
Девушка быстро огляделась, потом откинула полог. — Пожалуйста, заходите, Эд.
Уандер последовал за ней. Внутри палатка оказалась на удивление просторной; пространство ее было разделено на три помещения — входы в два из них закрывали полотняные пологи. «Скорее всего, там находятся спальни», решил Эд. Самая большая комната совмещала функции кухни, гостиной и столовой и даже имела на полу подобие ковра — тряпичный половик, каких Эд не видел с раннего детства. Вокруг стола стояли складные стулья, и Нефертити нерешительным жестом предложила Эду сесть. Он опустился на стул и взглянул на девушку. Отсутствие Иезекииля Джошуа Таббера придало ему смелости.
— Не работает ни одна радио- и телестанция на планете, — укоризненно сказал он.
Она кивнула.
— Я узнала об этом только час назад. Поехала в город, взять продуктов у одного из странников, который обитает не в Элизиуме.
Эд пропустил мимо ушей ту часть сказанного, которая показалась ему галиматьей, и ухватился за первое предложение.
— Так вы видели, что творится на улицах?
Она снова кивнула.
— И давно это с ним?
Девушка безошибочно поняла, что именно он имеет в виду.
— Вы про… силу? Про силу речь Слово?
Уандер страдальчески прикрыл глаза.
— Давайте хоть ненадолго оставим этот чудной язык. Что именно делает ваш отец?
Нефертити взглянула на него так, словно не существовало ничего более очевидного.
— Проявляет силу и речет Слово. Но, конечно, только когда говорит во гневе. Вы со своим другом, Базом де КеМпом, довели его до гнева. Так же, как Элен Фонтейн в прошлый раз.
— Только и всего? — саркастически осведомился Эд.
— Не нужно сердиться, возлюбленный мой, — девушка недоуменно нахмурилась. — Раньше это никогда не действовало с таким размахом. — Ее лицо снова прояснилось. — Наверное, потому, что раньше никто так не выводил его из себя.
— И все-таки, как он это делает?
— Но ведь он — Глашатай Мира, проводник на пути в Элизиум и возлюбленный Вечной Матери.
— Господи, — страдальчески пробормотал Эд. — Вот уж, поистине, каков вопрос, таков ответ.
Непроизвольно он протянул руку и положил ее на плечо Нефертити Таббер.
— Поймите, мисс Таббер, это очень важно…
Девушка слегка опустила веки, губы ее нежно приоткрылись. Эд поспешно отдернул руку.
— Извините!
— Ничего, — произнесла она чуть охрипшим голоском.
Эду тоже захотелось откашляться. «Интересно, сколько лет Нефертити?» подумал он. Ему пришло в голову, что девушка, возможно, еще никогда не испытывала прикосновения мужчины. Во всяком случае, молодого.
— Послушайте, — снова заговорил он, — каждый раз, когда я разговариваю с вашими людьми, у меня создается впечатление, что я не улавливаю и половины смысла. Чего же все-таки добивается ваш старик?.. То есть, я хотел сказать, ваш отец. Что он имеет в виду, когда говорит, будто для него коммунисты слишком умеренны, недостаточно радикальны?
— О, да у нас гость, — произнес сзади знакомый голос.
Эд зажмурился, ожидая, что его сейчас пронзит молния. Однако лицо стоящего у входа человека лучилось бесконечной мудростью и печалью, и выглядел он не более опасным, чем мадонна с младенцем кисти Микеланджело.
Впрочем, это не помешало Уандеру торопливо вскочить на ноги.
— Гм… Добрый день, сэр… Ох, прошу прощения, не сэр, а Иезекииль, гм… возлюбленный мой.
— День добрый, Эдвард, — седобородый пророк ласково улыбался. — Никак решили поискать просветления на пути в Элизиум? — Старик со вздохом опустился на стул. Похоже, он ничуть не злился из-за разыгравшейся на студии ссоры.
Нефертити тоже встала. Она подала отцу стакан воды, который наполнила из ведра. Невольно Эд отметил, что походка у нее — как у малайских женщин, которых он видел в научно-популярных фильмах: шея выпрямлена, плечи гордо откинуты, бедра плавно покачиваются.
— Гм… да, пожалуй, — поспешно ответил Эд. — Это очень увлекательно. Насколько я понимаю, вы стремитесь к некой утопии…
Иезекииль Джошуа Таббер нахмурился.
— Вижу, возлюбленный мой, вы пока не сумели понять Слово. Ибо не утопии мы — ищем. Под утопией понимается идеальное общество, а все идеальное автоматически прекращает развиваться, следовательно, само понятие утопии консервативно, если не реакционно. Многие впадали в эту ошибку, среди них и так называемые коммунисты. Они думают так: как только будет достигнут их рай земной, все движение сразу же остановится и воцарится золотой век. Ерунда! Вечная Мать не ведает остановок. Путь к Элизиуму длится вечно!
Какое-то время Эду казалось, что он следит за мыслями старика, но постепенно все опять слились в бессмысленный набор слов.
А ведь Уандер и раньше имел дело с чокнутыми. То, что у старика оказались самые потусторонние способности из всех, с которыми режиссеру приходилось сталкиваться раньше, роли не играло. Все равно он — чокнутый.