По пути Эду попалось несколько указателей. Он еще никогда не летал на своем маленьком «фольксфлаере» над проселочными дорогами, но, за исключением шлейфа пыли позади машины, особой разницы не оказалось.
Уандер миновал небольшой коттедж, стоящий в стороне от дороги. Пожалуй, к нему больше подошло бы определение «хижина». Вокруг раскинулись обширный сад и огород. Эд продолжал путь, оставив позади еще один похожий домишко, который, однако, не был точной копией первого. Про себя Эд определил эти постройки, как летние домики, приют для тех, кто хочет на летние месяцы выбраться на природу, подальше от городской суеты. Его самого такая идея совершенно не привлекала, хотя, если вдуматься, есть в этом что-то заманчивое…
Слева появился еще один коттедж, и тут до него дошло.
Это и есть Элизиум.
В разные стороны разбегались узкие дорожки — очевидно, они вели к другим домикам.
Эд поморщился. Неужели люди живут здесь круглый год? Торчат в этой глуши, вдали… вдали от цивилизации?
Он сообразил, что не видел на зданиях ни теле-, ни радиоантенн. И телефонных проводов, между прочим, тоже. Потом с изумлением понял, что здесь наверняка нет общественного раздаточного центра. Этим людям приходится самим готовить себе пищу!
Эд посадил «фольксфлаер» на землю, собираясь обдумать остальные моменты. Перед ним виднелись три коттеджа. И ни одной машины, кроме его собственной.
— С ума бы не сойти, — пробормотал он.
Рядом, в леске, резвились ребятишки. Они раскачивались на ветвях, словно стая мартышек. Первой мыслью, пришедшей Эду в голову, было: «Куда смотрят родители — ведь так недолго и шею сломать? Пусть вы против телевидения, но оно все-таки помогает удерживать детишек дома, подальше от рискованных забав.
Ребенок может запросто попасть в беду, если позволять ему беситься на свободе, вытворяя черт знает что, как эти озорники». Но, поразмыслив, Уандер пришел к выводу: «Может быть, и не так уже плохо, если в детских играх присутствует доля риска. Возможно, переломы и другие травмы, полученные в процессе взросления, тоже можно отнести к образованию какой-никакой, а опыт».
Эд уже собрался было обратиться к ребятишкам, чтобы спросить дорогу, но тут увидел вдали знакомую фигуру. Он нажал на педаль спуска и медленно направился к женщине. Эта была последовательница Таббера, одна из женщин, стоявших у входа в палатку в Кингсбурге в тот самый первый вечер, когда они с Элен довели Иезекииля Джошуа Таббера до белого каления.
Поравнявшись с ней, Эд остановился и сказал:
— Гм… возлюбленная моя…
Женщина тоже остановилась и нахмурилась — она заметно удивилась, завидев на улице Элизиума — если это было можно назвать улицей «фольксфлаер». Эда она явно не узнала.
— День добрый, возлюбленный мой, — нерешительно сказала женщина. — Чем могу вам помочь?
Эд выбрался из своего «жука» и сказал:
— Вижу, вы меня не помните. Я был на паре выступлений… гм… Глашатая Мира…
Надо было получше продумать все заранее. Загвоздка заключалась в том, что он не знал, с какой стороны подступиться, и теперь был вынужден действовать наудачу.
— Вот, решил приехать, взглянуть на Элизиум, — проговорил он.
Взгляд женщины потеплел.
— Так вы странник?
— Видите ли, скорее всего, не совсем. Просто я хотел бы побольше узнать обо всем этом.
Эд пошел рядом с женщиной, бросив машину на произвол судьбы. Похоже, в Элизиуме парковка — не проблема.
— Я вас не очень отвлекаю? — нерешительно поинтересовался он.
— Нет, что вы, — она продолжала идти своей дорогой. — Мне только нужно занести кое-что печатнику.
— Печатнику?
— Видите то здание? Там у нас печатня.
Эд взглянул на дом, к которому они подходили. Он немножко отличался от коттеджей.
— Вы хотите сказать, что сами печатаете…
— Почти все, что нам нужно.
Сегодня женщина не выглядела так сурово, как тогда, на палаточном собрании в Кингсбурге. Эду пришла в голову мысль, что там он просто заранее настроился непременно увидеть ее суровой. Этакой религиозной фанатичкой, готовой с пеной у рта обличать и поносить танцы, спиртное, азартные игры и прочие грехи.
— Вы имеете в виду книги? — спросил Эд, когда они подошли к двери.
Его представления о книгопечатании предполагали наличие огромных цехов, заставленных печатными станками в стиле Рюба Голдберга[41], где все процессы полностью автоматизированы. На одном конце с головокружительной скоростью разматываются огромные рулоны бумаги, а на другом выскакивают готовые книги, которые опять же автоматически складываются и пакуются со скоростью тысяча штук в час, если не в минуту. Тогда как все это здание было никак не больше, чем тридцать на сорок футов.
Вслед за своей спутницей он вошел в дверь.
— Книги, брошюры, даже небольшую еженедельную газету, которую мы рассылаем по всей стране тем странникам, которые пока еще не решаются перебраться в Элизиум, — она поздоровалась с одним из двоих мужчин, которые работали в печатне. — Вот, Келли, я наконец принесла два последних стихотворения.
Келли стоял перед машиной, в которой Эд смутно узнал примитивный печатный станок. Левой ногой он качал педаль — так когда-то приводили в движение старинные швейные машины. Одновременно он брал правой рукой листы бумаги и по одному ловко вставлял их в движущийся станок, из которого так же ловко потом извлекал левой рукой.
— Привет, Марта, — ответил Келли. — Ты как раз вовремя. Норм сейчас их наберет.
Эд зачарованно наблюдал. Стоит руке попасть в станок и…
— Что, никогда не видели тигельной печатной машины? — усмехнулся Келли.
— Никогда, — признался Эд.
— Келли, это новый странник, — сказала Марта. Он побывал на нескольких выступлениях Джоша.
Они обменялись приветствиями. В полном изумлении Уандер продолжал наблюдать за работой. Вряд ли он удивился бы больше, попав в комнату, где женщины вручную чешут шерсть, а потом прядут ее на прялках.
Впрочем, это ему тоже предстояло вскоре увидеть…
Пока Марта с Келли уточняли какие-то технические подробности, касающиеся книги, которую они, по-видимому, в настоящее время печатали, Эд прошел в другой конец помещения, где работал второй мужчина.
Тот взглянул на Эда и приветливо улыбнулся.
— Меня зовут Хаер, возлюбленный, Норм Хаер.
— Эд. Эд Уандер. Что это, черт возьми, вы делаете?
Хаер снова улыбнулся.
— Набираю шрифт. Это калифорнийская наборная касса. Гарнитура Гауди, старый стиль, на десять пунктов.
— Я думал, набирают на аппарате — вроде пишущей машинки.
Хаер рассмеялся.
— Так делали раньше. Только у нас здесь, в Элизиуме, ручной набор.
Его руки замелькали, и строка шрифта в подносе, который он придерживал левой рукой, стала расти на глазах.
— Но послушайте, — стараясь сдержать раздражение, спросил Эд, — чего вы этим добиваетесь? Да, Бен Франклин печатал таким же манером, но ведь с тех пор человечество додумалось до кое-каких усовершенствований!
Пальцы наборщика продолжали порхать, не останавливаясь ни на миг. Он явно принадлежал к числу людей, которых никогда не покидает доброе расположение духа. Во всяком случае, сейчас с его лица не сходила улыбка.
— Этому есть несколько причин, — ответил он. — Вопервых, великое удовольствие — сделать вещь своими руками от начала до конца. Особенно первоклассную вещь. Из производства предметов потребления что-то ушло, когда сапожник перестал изготовлять обувь, начиная с подготовки кожи и кончая отделкой готовой пары ботинок. Когда он, ВМЕСТО того, встал за гигантский станок, устройства которого не понимает, и начал наблюдать за несколькими стрелками да время от времени нажимать на кнопку или щелкать выключателем — и так по четыре или пять часов в день.
— Отлично, — возразил Эд. — Но этот ваш прежний сапожник делал, может быть, единственную пару ботинок в день, а теперешний — десять или двадцать тысяч.
41
Рубен Люциус Голдберг (1883–1978), более известный как Рюб Голдберг, — американский художник-карикатурист и иллюстратор комиксов, прославившийся тем, что изображал мир техники — реальной и фантастической — в специфической гротесковой манере, доводя сложность машинерии на своих рисунках до явиого абсурда.