Завтра заканчивается год траура, а сегодня утром отчим объявил, что решил он на сиротке жениться. А что? Хозяйство делить не надо, девка молодая, здоровая – уж эта-то родит ему наследника.
– Так и сказал, что завтра позовёт жреца всех богов и тот нас окрутит. Только я не хочу! Лучше в омут, чем с ним под венец. Каждым куском попрекает, каждую вещь до дыр носить велит. Сундуки полны добром разным, а он всё жмётся, всё выгадывает. Чуть что не по его – бьёт. Зачем ты меня остановил? Не очень-то просто с духом собраться, но и жить так не буду.
– И не надо! Живи по-другому! – Вей, рассмотревший серо-голубые глаза с длинными ресницами под красиво изогнутыми бровями и пухлые розовые губки на худеньком личике сердечком спасённой им девицы, вдруг радостно выдал смелый совет.
– Это как? – грустно улыбнулась несчастная, не видевшая причины, утешившей бы её горе.
– А за меня пойдёшь? – уж и вовсе расхрабрился парень. – Правда, я не богат, но не злой, не лодырь безрукий и готов стать для тебя добрым мужем. Если согласишься, то не будем ждать завтрашнего дня, сегодня же попросим жреца – пусть нас окрутит.
Девчонка смотрела на своего спасителя, приоткрыв рот. Готовая несколько минут назад проститься с жизнью, она никак не могла осознать такой резкий поворот судьбы. И вдруг с такой же отчаянностью, с какой хотела кинуться в реку, ответила:
– Пойду! – а потом вдруг захихикала. – Ты хоть бы имя своё назвал, жених. Меня Зуля зовут.
Три месяца прошло с того дня, и всё хорошо было, даже какое-никакое приданое удалось у отчима Зули выбить, но тут вдруг Пак решил, что он тоже имеет права на женщину, поселившуюся в доме.
– Брат, это моя жена! – пытался втолковать упрямцу Вен, уведя его подальше от хижины.
– Ты говорил, что в доме все наше, – хмурился Пак.
– Так и есть. Дом наш, лодка наша, козы наши, а жена моя! – сердился молодой супруг, желая оградить Зулю от настойчивого внимания брата.
– А где моя жена? – последовал неожиданный вопрос.
Вен прямо воздухом поперхнулся. Конечно, хорошо было бы женить недоумка, отдать в примаки хваткой вдовушке, но кто возьмёт? Да и если найдётся такая, хозяйство делить придётся, а оно и так небогато.
Погружённый в непростые мысли, шёл Вен на берег вслед за братом, собирать урожай, принесённый рекой. Ему не надо было следить за дорогой – каждый камень на дорожке, каждый уступ в скале, вдоль которой пролегала тропа, был изучен так, что пройдёт, не запнувшись, с закрытыми глазами. Но вопль Пака вырвал его из размышлений:
– Брат, смотри! – орал младший, растеряв все слова, что знал: – Смотри, брат!
И тыкал пальцем в уткнувшийся в прибрежный песок ствол огромного дерева. От такого необыкновенного зрелища Вен споткнулся и впечатался в широкую крепкую спину Пака:
– Вижу, брат. Вижу, – только и сумел прошептать он.
Глава 6
Ближе к Океану прекрасная Грэя распадалась на несколько рукавов и множество протоков, обтекая возвышенности, превращая их в острова, вымывая уютные бухты между скалами, раскидывалась дельтой на достаточно обширную площадь.
В одной из такой бухт в устье речушки, впадающей в большую реку, более ста лет назад обосновался прадед Вена и Пака. К тому времени был он уже зрелым человеком, откуда взялся в этих краях, никому не рассказывал. Просто пришёл в деревню, походил, посмотрел, как люди живут, похмыкал не то одобрительно, не то осуждающе, и стал расспрашивать, как к реке лучше пройти. Местные, не любившие большую воду, которая порой разливалась, портя посевы, и в которой можно было утонуть, оступившись на берегу, махнули в сторону скал, возносящих свои вершины выше деревьев. Посмотрев в спину уходившего путника, почесали в затылках, да и забыли о нём надолго.
Как чужой человек, не знавший местности, смог найти такое удобное место для постройки дома и обустройства хозяйства, тоже осталось загадкой, но когда вездесущие любопытные мальчишки однажды рассказали о своей находке, то и взрослые мужики заинтересовались. Собрались самые уважаемые жители: жрец всех богов, староста деревни и городской стражник, прижившийся у зажиточной бездетной вдовицы, оседлали кто ослика, кто мула, взяли самого шустрого пацанёнка проводником и поехали смотреть на небывальщину.
Узкая тропа вилась по лощине между скал, вдоль берега речки, поросшей камышом и кустарником, постепенно поднимаясь к перешейку, отгораживающему плодородную равнину, где ютилась деревня, от реки. А вот и плато… Справа гранитные, почти чёрные отвесные скалы, слева пологий склон, сбегающий к той самой безымянной речке, что пересекала их долину. На том краю, что ближе к Большой реке, в затишке на солнцепёке, к утёсу прилепился дом, полностью слившийся с ним цветом камней, из которых возведены стены. Только крыша из плотных вязанок камыша выделялась, шурша сухими листьями. С первого взгляда видно, что хороший дом, крепкий, просторный. Над трубой, выведенной от очага, едва-едва дымок вьётся, и съестным вкусно пахнет. В стороне от жилья, в глубине просторной площадки – неглубокий грот с широким навесом из того же камыша и частой загородкой, сплетённой из прутьев. И в загоне – вот диво! – квохчут куры, мекает коза. Староста, которому было всё интересно не менее чем тем мальчишкам, что весть принесли, осмотрел склон. Возделанный террасами, укреплёнными такими же плетнями, как и скотный дворик, он уже зеленел кустиками томатов, баклажанов и сладкого перца. Что-то ещё росло ровными рядками, но это уже подслеповатый деревенский старшина не рассмотрел. Только и так понятно, что все сделано ладно, продуманно, на долгие годы.