Лежать было невмочь, и девушка вновь завозилась в попытке хотя бы сесть на лежанке. Собеседница тут же подскочила и помогла подняться.
– Давно я лежу? – пережидая, пока головокружение отпустит, спросила баронесса.
– В обед двое суток будет, как Пак вас с берега принёс. Я раздела, растёрла, в свою рубаху обрядила, чулки тёплые на ножки натянула да в плед тёплый завернула, а потом ещё шкурами накрыла. Это значит, чтобы вы, леди, согрелись. Отвар специальный сделала и вас поила. Это меня Вен – муж мой – научил. Они с Паком всегда его пьют, когда с реки возвращаются, чтобы лихоманку не подхватить.
Говорливость молодки – она, оказывается, не девушка, как подумалось вначале, а жена мужнина – не раздражала, а давала Элии возможность понять, куда же её жизнь занесла.
– Тебя-то саму как зовут?
– Зуля я, леди. А ваше имя позволите узнать?
Элия напряглась. Назовись она своим именем, так через полдня вся деревня знать будет, как нечаянную гостью зовут. Вдруг… – почему вдруг? – наверняка отец за ней погоню выслал. Слухи в их краях будто ветром разносит. Уже очень скоро преследователи узнают, где искать беглянку. Только позорно в замок возвращаться в окружении ловчих. Побег сочтут за каприз неразумной девчонки, запрут её под строгий надзор до замужества, которое отец постарается устроить как можно скорее, и тогда прощай, зерно магии. Нет уж!
– Не помню я, добрая Зуля, имени своего. Видно, головой ударилась, когда на дерево падала, – спокойно ответила баронесса, ощупывая голову.
– Откуда падали, леди? – не теряла надежды потешить любопытство собеседница.
– Откуда-то сверху, должно быть… – пожала плечами девушка и, слегка понизив голос, спросила: – Отхожее место далеко ли?
Только выйдя из дома, Элия поняла, как душно было в помещении, где она пришла в себя. И вновь голова закружилась. Пришлось прислониться к косяку дверному, отдышаться немного, глаза прикрыв, и только после того, плотнее запахнув плед, прошоркать безразмерными чунями в указанную сторону.
– Похлёбку рыбную будете ли есть, леди? – спросила Зуля, глядя, как осматривается гостья, стоя у поленницы.
– Буду. А можно я на улице поем? Вот здесь, на брёвнышко присяду.
Очень уж не хотелось девушке возвращаться в душный сумрак приютившего её дома.
– Если хочется… – пожала худенькими плечиками хозяйка и пошла хлопотать у очага.
Сначала она вынесла и поставила перед сидевшей на бревне Элией короткую скамейку, потом поставила на неё миску с горячим варевом, после чего сунула в руку девушки ложку.
– Ешьте, леди.
Суп был… м-да, это не стряпня замковой кухарки. Одна ценность – горячий. Заставив себя съесть несколько ложек, Элия упрямо тряхнула головой и поплелась в дом.
– Зуля, скажи, а как ты похлёбку варишь? – с улыбкой спросила она молодку.
Девушка понимала: не вправе она в чужом доме капризничать и чего-то требовать. Даже то, что она леди, не могло быть причиной неблагодарности.
– Так кладу всё в горшок, заливаю водой, ставлю на огонь, оно само и варится, – удивлённо посмотрела на гостью Зуля и на всякий случай спросила: – Что-то не так?
– Да всё так… – ответила баронесса, которую с младых ногтей учили вести хозяйство. – Скажи, хочешь научится готовить еду так, что мужа твоего ни одна женщина сманить не сможет?
Хозяйка фыркнула в фартук:
– Так он и так никуда не уйдёт!
– Не скажи… Мне матушка постоянно твердила, что благосклонность и любовь мужа легко можно заслужить, если кормить его вкусно и разнообразно.
Зуля радостно всплеснула руками:
– Леди, так вы вспомнили, кто вы и откуда?
– Нет! – спохватилась Элия и тут же мягче добавила: – Но согласись, что наставления матушки забыть трудно.
– Это да… – тут же погрустнела молодка. – Я очень жалею о том, что мало с матушкой разговаривала, когда подросла. То я в огороде работала, то она занята была. А потом умерла… Особо уму-разуму учить да наставлять некому меня было. Понимаю, что неумёхой в дом мужа вошла, но он сразу знал, какая я, потому и не сердится.
Элия, услышав такое признание, поняла, чем сможет отплатить за своё спасение.
– Хочешь, научу тебя правильно хозяйство вести?
– Ты?! – от изумления забыв о вежливости и сословной разнице, воскликнула Зуля. – Да умеешь ли ты хоть что-нибудь делать?
Юная баронесса, поправив спадающий с плеч плед, словно это была та самая мантия, что украшает герб дю Лесстионов над центральным камином отцовского замка, слегка задрала носик и тоном, не терпящим возражения, изрекла: