— У вас менялось летоисчисление? Я имею в виду то место, откуда вы сюда попали, — Матусевич внимательно посмотрел на князя.
— Ну да, менялось. После революции был принят григорианский календарь, там что-то около двух недель вперёд время передвинули.
— Нет, это не то, — озадаченно покусал губы майор, — вы в каком году попали сюда?
— В две тысячи восьмом году, — ответил Соколов и немного подумав, добавил, — от рождества Христова.
— Вот! — удовлетворенно воскликнул Матусевич.
Оказалось, исторической науке государства русов известно об Ангарском княжестве из нескольких разрозненных источников — московских и сибирских летописей, ханьских, маньчжурских, халхских и корейских летописей. Возникновению у берегов великого Байкала и его дочери — Ангары, история обязана легендарному князю Соколу, как считается по одной из последних версий, потомку луцкого князя Святослава, которого, беспомощного после ранения, полученного в ходе битвы на Калке, византийцы вывезли в свою империю. Единственное, что не вписывалось в официальную историю, так это запись в енисейских летописях о том, что Ангарское княжение началось в 2008 году. К сожалению, собственных летописей же от Ангарска не осталось.
— Как и самого княжества, — добавил Матусевич.
— Почему? А что с ним стало? — спросил на автопилоте Соколов, в голове которого вихрем проносилось:
''Луцк… князь Сокол… Византийцы. Что за бред?!
— Насколько я помню, как говорили в одном документальном фильме, после смерти Сокола правили несколько его потомков. Потом, с пресечением его рода, началась грызня за власть, а последний князь пошёл на объединение с Русью Великой.
— А как звали этого последнего князя? — тихо спросил Соколов.
— Этого я не помню. Насколько я понял, Вячеслав, то князь Сокол — это вы. И это уже нехрена не легенда, так что смотрите, действуйте, — негромкой скороговоркой досказал Игорь, когда вбежавший в зал морпех выкрикнул:
— Енисейцы идут сюда!
— Приглашай их минут через десять! — ответил ему Соколов.
— Ну я пойду, присяду в сторонке, — Матусевич опустился в кресло, стоявшее слева у стола, в небольшом отдалении, чтобы не мозолить глаза енисейцам, но и чтобы наблюдать за ними было удобно. Саляев также сидел неподалёку, но его задачей был контроль безопасности.
''И почему Игорь пришёл с этим только сейчас. Ведь он понял всё практически сразу'' — недоумевал Вячеслав, приветствуя Беклемишева.
Воевода сел напротив Вячеслава, рядом на стул опустился сотник его Осип, держащий в руках кожаную суму. Рядом с Соколовым сидели, справа — Кабаржицкий, а слева — профессор Радек, Саляев и Матусевич присутствовали, располагаясь в креслах, явно не участвуя в переговорах, роль секретаря же исполнял Иван Митрич.
''Князёк-то заполошился малость'' — с удовлетворением отметил Беклемишев.
— Бога в Троице славимаго милостью, Мы Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович, Всея Русии Самодержец, Владимирский и Московский и Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский, Великий Князь Иверский… — Воевода, словно надев маску отчуждения, начал нараспев перечислять титулы царя, на память декламируя грамоту, полученную в Москве от кремлёвских дьяков. Это продолжалось довольно долго, Саляев уже начинал открыто усмехаться и только грозный погляд Соколова разом охладил его.
— …ведомо ему, государю, учинилось: Ангарская земля на Ангаре реке и твоё, Князь Вячеслав, княженье, — продолжал Беклемишев, — посему послан был невеликий человек, воевода енисейского острогу, Беклемишев Михайло Васильевич, дабы сказать государя нашего Царя и Великаго Князя Михаила Феодоровича Всея Русии милостивое жалованное слово, чтоб ты, князь Вячеслав, был под его, государя нашего царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Русии самодержца, высокою рукою в вечном холопстве, со всем своим родом, и с иными Ангарскими князьями, которые под твоим, князь, Вячеславовым княжением, и со всеми улусными людишками.
Саляев и Кабаржицкий буквально пооткрывали рты от подобного предложения, Радек побледнел и поглядывал на Соколова. Матусевич нахмурился и, сложив руки на груди, неотрывно смотрел на пятёрку сидящих за столом переговорщиков, ожидая реакции Соколова.
Воевода, между тем, не унимался, продолжая своё выступление:
— …и тебя, князя Вячеслава за твое непослушание велит государь разорить и город твой взять на него государя, и тебя, князя Вячеслава и иных князей, и, всех вас, и жён ваших и детей побить без остатка, чтоб смотря на тебя, князя Вячеслава и на твое непослушание…
— Молчать, — внезапно раздался спокойный голос Соколова и воевода, будто с размаху налетев на стену, скомкано замолчал, промямлив обрывок фразы, будто не веря, что его посмели остановить.
— Что? — выговорил Беклемишев.
— Кому это писано? — грозно сказал Соколов.
— Как кому? Тебе, князь Вячеслав! — воевода оправился от наглости сибирского князца, прервавшего слово Государево.
— Нет, это не мне писано! — выставив указательный палец, чуть ли не по слогам выговорил Вячеслав.
— Как же так, вона и Ангарское княжество и имя твоё… — немного растерялся Беклемишев.
— Писано для какого дикого варвара, что обретаются в землях диких и незнакомых. Для погрязшего в невежестве дикаря, коему недоступны знания, дающие силу и мудрость прожитых лет. Видишь ли ты, воевода, перед собой такого дикаря?
Воевода напряжённо молчал, ожидая дальнейших слов князя. Осип же, похоже, не дышал, вцепившись в кожаный ремень сумы.
— Грозит нам царь московский смертью и разорением, а проще ли будет нам, взяв пушки наши да многих воинов, выжечь и Енисейск и Красноярск, к Томску пойти, а то и далее? Будет ли царь снимать полки со шведских, польских да крымских окраин, дабы остановить нас?
Беклемишев нахмурился.
— А видел ли ты, воевода, сколько у нас пушек, сколько мушкетов? А знаешь ли, сколько их в литейных цехах готовых стоит, да сколько пороху припасено?
— Ужель ты думаешь, нешто просто так пугать посла царского? — нервно воскликнул Беклемишев.
— А ты сам подумай, Василий Михайлович, пошто нас пугать? Мы играючи енисейских казачков в реке искупали, неужели мы остроги ваши не разобьём? — улыбнулся Вячеслав, сохраняя при этом бесстрастное выражение глаз.
Воевода заметно нервничал. Осип же, прильнув к уху Беклемишева, жарко что-то ему шептал.
— Я думаю, что угрожать нам бессмысленно. Или царю надо вести через всю Сибирь многотысячное войско или забыть о том, чтобы пугать Ангарское княжество разными бедами, как пугает он разные дикие племена.
— Государь наш недавно ляхов одолел играючи. Нешто с вами трудней сдюжить?
— Мы посмотрим, что далее будет, сможет ли Москва удержать вашу победу? А на сегодня наши переговоры закончены. А ты, воевода, сегодня подумай, как завтра речи свои вести более вежливо и угодливо, обращаясь к потомку Рюрика.
Соколов поднялся со стула, давая понять воеводе, что переговоры на сегодня закончены. Беклемишев, насупившись, резко встал из-за стола и, бросив резкий взгляд на записывавшего весь их с князем разговор Ивана Митрича, скорым шагом спустился со сцены и вышел из зала.
— Ну-с, господа, у кого какие впечатления? — шумно выдохнув, спросил Радек, оглядывая притихших товарищей.
— Николай, ты сегодня сможешь устроить презентацию системы охраны периметра? — прохаживающийся взад-вперёд Соколов остановился у стола.
— Ну да, у меня в принципе всё готово, надо только собрать цепь, — ответил профессор.
— Отлично, распорядись собрать её у северных ворот. Эх, был бы у нас ещё бы ревун!
— Хотите этого Кортеса удивить, Вячеслав Андреевич? — поднялся Ринат.
— Не думаю, что это отличная идея, лучше сохранить сигнализацию в тайне, — проговорил Матусевич, массируя пальцами лоб.
— Ладно, я к Сергиенко. Думаю, через час-два всё будет готово, Вячеслав, — Радек направился к двери. Митрич, забрав оставленную на столе Беклемишевым царскую грамоту и сложив листы протокола переговоров в бумажный конверт, также пошёл на выход.
— Ринат, Игорь, присядьте, — обратился Соколов к оставшимся на сцене майорам, переговаривающихся сейчас между собой. Вячеслав, обведя троицу глазами, начал с того, что всякие вальяжное и снисходительное отношение к енисейцам среди людей надо всячески пресекать.