Ночь — время звуков.
Так говорил ей отец, когда она была маленькой. Она звала его, и он приходил в ее комнату, садился на край постели. От него исходило приятное родное тепло, оно навевало дрему и вызывало воспоминания о Рождестве, когда еловые поленья в камине, сочившиеся слезами ароматной смолы, сыпали яркими трескучими искрами, во всем доме было тепло, уютно и полно гостинцев.
— Ночь — это время звуков, Эйди, — шептал ей отец. — Прислушивайся к ним, и ты увидишь сны об опоссумах и ежах, вылезающих из нор на прогулку, о лягушках и саламандрах, плавающих в пруду среди кувшинок, о малиновках и дроздах, прикорнувших на ветке. Прислушайся, Эйди, слышишь?
Но потом, когда она подросла, оказалось, что темнота таит множество страхов. В ночи обычно рыщет дьявол. Вампиры тянутся к шеям беспечных жертв. Убийцы-маньяки крадутся под окнами, чтобы изувечить, изнасиловать и в конце концов зарезать...
— Ox! — Одри вздрогнула. Так можно запугать себя до полусмерти.
Кошмар из сна продолжал витать где-то рядом, клубился в воздухе. Густой, как болотный туман, он обволакивал сознание влажной липкой паутиной, которую Одри все силилась стряхнуть, но как-то вяло, нерешительно.
Темнота стала ее Немезидой. Необходимо победить темноту!
Медленно выбравшись из постели, Одри, пошатываясь, подошла к двери, открыла ее и спустилась в холл за запасной лампой. Ну вот, сказала она себе, и вовсе даже не страшно.
Она протянула руку к дверце шкафчика и замерла как вкопанная. Господи! Повернула голову. Да, вот снова! Какой-то посторонний звук.
С неистово колотящимся сердцем она стала подниматься по лестнице. Прислушалась. Господи Иисусе! Внизу кто-то есть! Она так вцепилась в перила, что пальцы свело.
Одри стиснула зубы. Надо успокоиться. Не будь таким младенцем, Эйди, сказала она себе, бессознательно прибегая к отцовским оборотам речи. Дом надежно заперт. Должно быть, у Майкла после их разговора бессонница, вот он и бродит. Ну конечно, решила Одри, это Майкл.
Испытав облегчение от мысли, что не будет одна, она снова начала спускаться по ступенькам. Опять услышала шум. Одри была уже почти внизу, коща поняла, что звуки доносятся из отцовского кабинета. Уже уверенная, что это Майкл, она улыбнулась, пересекла гостиную и распахнула дверь.
— Майкл...
Ночь — время звуков.
У нее перехватило дыхание, во рту мгновенно пересохло, из горла вырвалось гортанное восклицание. Секунда тянулась, как ночь.
Звук в темноте — странный бесплотный свист, мелодичный и резковато-нежный, почти заунывный. Аккорд смерти.
И в то же мгновение что-то наискось рассекло ночную рубашку Одри от плеча до бедра. Шелк скользнул по лодыжкам, и Одри осталась нагой и беззащитной.
Она коротко вскрикнула, сжалась всем телом и попятилась из кабинета, но что-то не пускало ее, упираясь в спину. Кошмар внезапно обратился в явь. Силы оставили Одри, ноги ее стали ватными.
Она долго и неуклюже металась, словно скаковая лошадь, запертая в тесном стойле. Наконец ей все-таки удалось повернуться, чтобы выяснить, что же ее держит. Боль током пронзила ее локоть — Одри ударилась о край двери, которую оставила открытой.
Но тут кто-то схватил Одри сбоку. Нападавший был невероятно силен, действовал уверенно и властно. Неужели все-таки Майкл? — пришла ей в голову дикая мысль. Его физическая сила тоже была незаурядной. Одри почувствовала, что ее мощно теснят куда-то в сторону от выхода, бездумно развернулась и изо всех сил толкнула нападавшего в грудь.
Одри и сама была отнюдь не из слабого десятка, и силы ей тоже было не занимать. Недаром главой семьи был ее отец. Одри привыкла по три раза в неделю посещать гимнастический зал, регулярно тренировалась, увеличивая нагрузки, а последние несколько лет даже поднимала тяжести. Поэтому ее отпор получился мощным и неожиданным.
Высвободившись, она рванулась прочь, но споткнулась о складку ковра и растянулась на полу. Хотела закричать, но легкие не слушались. Попыталась встать, но тут на нее надвинулась сама темнота.
Увидев приближающуюся тень, Одри в ужасе втянула голову в плечи; ни нее дохнуло жаром. Блесни в темноте глаза, зубы, различи Одри хоть какие-нибудь человеческие черты, она сумела бы справиться со своей паникой. Но перед ней ничего не было. Мгла внутри мрака.
Два тела сцепились в схватке. Они столь тесно переплелись и прижались друг другу, что, упади на них немного света, предстали бы многоруким, многоногим монстром, корчащимся в чудовищных конвульсиях, извивающимся и ворочающимся с боку на бок.
Со всех сторон Одри как будто опутали жесткие канаты. Щеку обжигало чужое дыхание. Руководимая неосознаваемым инстинктом самосохранения, она и сама стала как можно теснее прижиматься к врагу. Видимо, сейчас единственный шанс остаться в живых заключался в том, чтобы лишить его свободы движений.
Потом, улучив момент, Одри неожиданно ударила врага коленом в пах. Она услышала мычание, резкий выдох, но в полной мере ожидаемой реакции не последовало. На Одри снова накатил панический ужас. Мелькнула отчетливая мысль: она сражается с чем-то потусторонним.
Враг непостижимым образом почуял ее растерянность и немедленно воспользовался преимуществом. Не успела Одри сообразить, как дальше защищаться, а ее уже перевернули на спину. Скорость реакций оцепеневшего от страха мозга замедлилась в несколько раз. Теперь у нападавшего появилось необходимое ему пространство.
Одри хотела снова ударить коленом, но опоздала. Резкий удар по внутренней стороне колена принес пронзительную боль, будто электрический разряд, пробежавший по бедру вверх, до самого таза. Одри была наслышана от Майкла об ударах в нервные узлы и поняла: ее правая нога больше не действует.
Она продолжала сражаться локтями, кулаками, пальцами. Попыталась нащупать глаза, давить на подбородок и под кадык — ничего не получалось. Почувствовала, что вот-вот последует еще один натиск, и подумала: «Господи, сейчас я умру».
Майкл мгновенно проснулся в промежутке между двумя ударами сердца. Вряд ли он что-то услышал — скорее, почувствовал. Импульс извне проник в дельта-слои и приказал его мозгу выйти из сна.
Майкл вскочил, одним прыжком пересек комнату, схватил катану и, обнаженный, выбежал в холл верхнего этажа. Что-то заставило его подойти к комнате сестры. Дверь была распахнута; Майкл и не заглядывая понял, что Одри внутри нет.
Ступая на внешние стороны стоп, он прокрался вниз по лестнице. Ветерок — и тот произвел бы больше шума. Катану он держал у бедра — обеими руками, чуть согнув локти. Продвигался Майкл, как его учили, левым боком вперед. Кулаки, сжимавшие рукоять меча, находились в таком положении, что в случае внезапного нападения меч можно было использовать вместо щита.
Без сангаку ты — ничто, — говорил Тсуйо. Самодисциплина. Сосредоточенность. Мудрость. Три составные части сайгаку. Без всех трех элементов ты ничего не добьешься. Ты можешь научиться рубить, калечить, убивать. Но ты останешься ничем. Твой дух постепенно усохнет, твоя сила будет убывать, и непременно настанет время, когда ты окажешься побежденным. И произойдет это не потому, что соперник искуснее владеет оружием, а благодаря силе и ясности его духа. Без истинной мудрости выжить невозможно. Таков догмат философии Пути.
Самодисциплина. Сосредоточенность. Мудрость.
Майкл призывал их, приняв позу «колесо» — открытую уравновешенную стойку тай, позволяющую вращать мечом в произвольном направлении. В школе Синкагэ колесо считалось в основном оборонительной позицией.
От подножия лестницы он увидел приоткрытую дверь в кабинет отца. Оттуда доносились еле слышные звуки... Одри там!
Какая-то часть его порывалась немедленно броситься в кабинет.
Самодисциплина. Сосредоточенность. Мудрость.
Майклу так и слышался дребезжащий, лишенный интонаций голос Тсуйо, исходящий из едва шевелящихся губ.
Вступая в битву, в которой хочешь одержать победу, ты должен сделать только одно, — шелестел в сознании странно неодушевленный голос, — отказаться умом и сердцем от мыслей о жизни и смерти. Лишь когда они перестанут беспокоить тебя, ты можешь считать себя готовым к бою фехтовальщиком.