— Вы правы, о судьбе предыдущих контактёров мы ничего не знаем. Возможно, они все погибли. Возможно, Инспектор определил их в карантинную зону до принятия им окончательного решения — это неизвестно. Мы также не знаем, сколько попыток у нас ещё осталось. Вы правы и в том, что у нас нет единого мнения относительно тех критериев, на основании которых Инспектор будет принимать решение о судьбе человечества. Этого мы не знаем! — Кроушвиц выпрямился и посмотрел прямо в телекамеры. — Мы можем только гадать. Но мы твёрдо уверены, что каждая попытка приближает нас к заветной цели. Мы уверены, что наши жертвы не напрасны и, в конце концов, контакт будет установлен, а вердикт Инспектора будет положительным.
— Вы снова уходите от прямого ответа, Кроушвиц, — крикнул Росс. — Скажите нам, чем этот русский отличается от всех остальных? Почему именно он? Неужели по причине того, что он может больше всех выпить водки? А вдруг Инспектор не пьёт?
— В зале засмеялись. — Скажите нам, Фьёдор Дахнофф, кто вы?
Я вопросительно посмотрел на Кроушвица и, дождавшись его кивка, поднялся с места.
— Дамы и господа, — я улыбнулся, — меня выбрали по результатам тестов. Я абсолютно не претендую на какую-то исключительность. Я — обыкновенный.
— Каких тестов?! — крикнул кто-то с места.
— Психологических…. - я снова улыбнулся и развёл руками. — В ходе тестирования выяснилось, что из сорока тысяч кандидатов у меня самый высокий уровень толерантности. Я попробую договориться с Инспектором. Я очень постараюсь…
Впереди показался перекрёсток второго уровня. Дальше мне нужно было направо — в сторону медблока. Там должны были остаться лекарства. Обязательно должны были!
Когда медблок был ещё нашим, я успел на всякий случай сделать для себя два тайника. Теперь он остался только один, и я надеялся, что "чужие" его ещё не обнаружили. Конечно же, я тогда скрысятничал, но с другой стороны, только благодаря этой моей "предусмотрительности" мы потом смогли пополнить свои запасы медикаментов, когда снова отбили медблок. "Эти" при отступлении выпотрошили шкафы полностью и даже пытались поджечь их. Сколько раз лазарет переходил из рук в руки? Пять, десять? Сейчас это уже не важно… Совсем не важно…Важно то, что я ранен, и мне нужен этот тайник. А ещё… важно знает ли о моём ранении "чужой"? Если знает — он будет поджидать меня там. Обязательно будет…
Автоматический модуль станции "Зеро" выглядел вполне по-земному. Очертаниями он напоминал стандартный прогулочный шаттл, и я подумал, что эта похожесть не случайна: Инспектор явно подстраивался под нас. Даже сама орбитальная станция "Зеро" выглядела как творение рук человеческих, хотя на самом деле это могло быть только иллюзией. Ни один земной аппарат за эти два года так и не смог приблизится к станции, и бедолаг типа меня на станцию забирал автоматический модуль.
Прощание было сухим и коротким. Кроушвиц заметно нервничал: он то и дело похлопывал меня по плечу, несколько раз пытался мне что-то сказать, но каждый раз замолкал, едва начав фразу.
— Готов? — в очередной раз спросил он.
— Как пионер! — попробовал отшутиться я, но тут же понял, что Кроушвиц вряд ли настолько хорошо знает историю России, чтобы оценить мою шутку.
— Ты и есть пионер! — кивнул руководитель проекта. — Ты — первопроходец!
Ты…. - он хотел сказать ещё что-то пафосное, соответствующее моменту, но снова замолчал.
Я кивнул в последний раз и направился к модулю.
— Фёдор, подожди! — Кроушвиц нагнал меня и схватил за рукав. — Я не знаю, с чем или с кем ты встретишься, и потому не могу давать тебе советы, но главное — помни о том, что этот контакт очень важен для всех нас. Я уверен, что ты не столкнёшься с прямой агрессией — высшая форма разума должна отвергать насилие, но тебя могут провоцировать. Понимаешь? Испытывать, насколько агрессивны мы. Мне кажется, что это и есть тот критерий, на основании которого новые расы допускаются в союз. Постарайся, а?
— Постараюсь, — как можно убедительнее произнёс я. — Очень постараюсь…
Подходы со стороны второго коридора я заминировал. Пришлось использовать почти все "липучки", но зато теперь за свой тыл я был спокоен. Разминировать мою систему было невозможно — все мины были соединены инфро-лучами в единую цепь.
При попытке отключения одной единственной "липучки" взрывались все остальные — эдакая елочная гирлянда. Насчёт суммарной мощности подрыва я не беспокоился — предыдущие бои показали, что отсеки станции, могут выдержать чуть ли не ядерный взрыв. Коридор просто на мгновение превратится в огненный ад, в котором выжить невозможно, а потом будет несколько суток остывать. Через неделю там не будет даже копоти. При сражении за третий ярус мы успешно испытывали тактику "выжженных" коридоров, чтобы загнать "чужих" в ловушку. Мы взрывали коридоры, отсекая им пути отступления, загоняя их в тупик. Мне до сих пор непонятно, как они сумели тогда прорваться по ещё неостывшему коридору. Может, нашли какие-нибудь скафандры? Впрочем, какая теперь разница? Это тоже уже не важно!