Я беру своё тело, формой похожее на грушу, одетое в бардовую кофту от плеч до самых ног. Расстёгиваю молнию на спине костюма и влезаю в этот мейнстримный доспех. Я представляю собой совершенство, застёгивая эту молнию на спине без чьей либо помощи. На меня взирают покупатели сластей и выпечки. Повсюду веет этот сладковатый дух, это тепло от печей. На барной стойке меня ждёт гигантская голова, улыбающаяся обретению своей истинной сущности (в пору моего юношества у меня были сменщики, которые только дискредитировали меня в глазах общественности своим унылым хождением из стороны в сторону с поникшими плюшевыми головами); улыбающаяся и ликующая от предвкушения течения в ней жизни и существа, души и разума; я надеваю кепку (иначе головой невозможно будет управлять – элементарная физика в частности силы трения) и ловко набрасываю сверху голову куклы, преображаясь…
Я изящно надеваю пушистые рыжие перчатки, подобно кокетке из высшего общества. Эротично, призывно. Желайте меня, представляйте мою хомячью тушу у себя в постели в своих непристойных фантазиях. Обладайте мной и отдавайтесь мне. Я хочу всецело завладеть вашим никчёмным рассудком, вашими никчёмными желаниями и идеалами. Я хочу стать этими идеалами. Хочу стать в вашей жизни всем… безотносительным критерием вашего существования на этом свете, в этом мире и реальности. Они смотрят на меня с умильными улыбками. А я смотрю на них. В ответ невидимо улыбаясь им, поскольку сейчас мы любим друг друга, не зная, кто мы; искренне желаем взаимного счастья. Развоплотившись обратно в человека, я стану им ненавистен, как любой другой привычный ублюдок, изо дня в день бредуший по улице им навстречу. Шаркающий ногами и не уступающий путь. Плюющийся, харкающий соплями и кровью, омерзительной мокротой, ублюдок, выдыхающий пакостный сигаретный дым из вонючего, прокуренного рта с нечищеными зубами.
Но в доспехе я исключаю всякую мизантропию. Видя меня, большинство преображается в добрейших и приятнейших людей, с которыми бы весьма приятно было побеседовать за чаем с печенюшками. Однако, конечно, есть и те, кому я не нравлюсь. Кого бесит моя свобода. Мой нарочитый над ними императив. Преобладание моего триединого «Я» над их заурядным, скучным подобием личности. Ограниченные, обречённые на скотское пресмыкание в обществе таких же оборванцев и выродков, отбросы капитализма, огрызки пиарщиков, ничего не представляющая собой серость, ни в чём не смыслящая, поголовье стойбища спальных районов, отупевшие свиньи для телевизионного забоя. Их зависть, лиющаяся на меня из их отверстых угрюмых глаз даёт мне понять лишь одно: я всё делаю правильно. Я их раздражаю. Своей жизнерадостностью. Своим жизнелюбием. Своим отречением. Я свободен. Не в полном смысле. Иначе бы я завис в кельвиновском нуле, но я всецело свободен от каких бы то ни было общественных оценок, от их понятия, от их предвзятого, пристрастного, сраного мнения, от их поросячьей морали. По сути, мне плевать, нравлюсь ли я им, почитают ли они меня или же хотят плюнуть мне под ноги со словами «Клоун, блядь!» или «Пидор!», прознав о моей половой принадлежности. В костюме я – солипсист. И, снимая его, я – остаюсь этим эгоистичным субъективистом, признающим лишь себя за истинное и настоящее. Единственно верное решение. Единственно возможную переменную икс.
Я высокомерен. И костюм лишь катализирует эту мою гипертрофичную особенность. Моё самолюбование. Я манерен. Изящен. Некоторые, проходя мимо, строят предположения вслух о том, кто я. И большинство заключает то, что я девушка. Для меня это – высшая похвала. Потому как это означает, что я погрузился всецело в свой образ.
Я машу этим покупателям, ожидающим свой сладкий заказ: пирог ли это, торт ли или конфеты. Я машу им. Залихватски разворачиваюсь и смешной мультяшной походкой выхожу к визжащим от радости детям… А те, что остаются за моей широкой спиной: девушка-продавец, повара, клиенты, – поражающиеся мне и моим повадкам, качают головами и улыбаются, провожая меня взглядами.
Когда наступило лето. Лето первого года моей работы в этой сети кондитерских магазинов, ко мне начали массово захаживать дети. Сначала мне было не по себе – в то время я еще не знал, что небездарен в обращении с детьми, точнее, не я.
Хомяк.
...........................................................................................................................................................