Достаю из-под неё ноутбук, запылившийся за тот месяц лёжки в одиночестве (друг, не один ты был в отключке). Вилку втыкаю в розетку, близкой к полу, для подзарядки, провод тянется к самой кровати, на которой, застеленной и убранной, я удобно расположился полусидя, откинувшись на подушку. Проверяю почтовый ящик, заваленный, как оказывается, уймой писем от моего редактора: сообщает мне, что мой «Зершторен» до сих пор в топе продаж; что очередные роялти за него уже должны быть на карте, и говорит, чтобы я проверил, так ли это? Вспоминаю, сколько месяцев уже не знакомился со своим счётом, куда поступают отчисления с продаж моего романа; всё-таки экскурсии по порнографическим съёмкам приносят мне неплохой доход, мелькает мыслишка. В следующих письмах, пришедших на почту неделей позже, редактор сообщает мне о поступивших заказах: журналы просят что-нибудь им написать за неплохой гонорар. Мой редактор описывает каждое издание, предлагаемые темы и прайс. Весьма интересно. Также интересуется тем, почему я не выхожу на связь: не отвечаю на письма и звонки? Пишу ответ. В сбивчивой форме, часто путаясь в клавишах, стирая и перепечатывая некоторые слова по несколько раз. Рассказываю ему всё, со мной приключившееся; оговариваю моменты сотрудничества: даю согласие на предоставление журналистского материала тем журналам, о которых он мне поведал, правда, мне плевать, в какой именно он приткнёт мой текст; «я напишу тебе кое-что, не знаю только о чём и каким объёмом, – я только сейчас кое-как очухался, даже и всё же порой невменяем, но будь уверен: дня через три-четыре я тебе отправлю уже что-то готовое. Гонорар, как всегда, жду на карту. Также: рад, что “Зершторен” до сих пор пользуется успехом, значит, не зря я корпел над ним, сидел ночами, забивая на учёбу в университете, и выверял каждое слово, хоть то порой и незаметно как будто бы. Ты как-то интересовался у меня, будут ли продолжаться мои большие формы, но… думаю, что пока нет. Этюды и эссе на свободные темы – вот всё, что могу предложить на данный момент. (немного подумав, попялившись на пустоту перед собой, затем пишу совсем иное, вспомнив:) Правда, есть у меня кое-что из начатого, что тебя может заинтересовать как издателя: как раз таки роман. Роман потока сознания. Роман-притча. Хотя, конечно, он кардинально отличается от того, что собой представляет моё дебютное детище. Шума и полемики при публикации и после не будет точно. Называется “Тополь”. Доделаю журнальный заказ и, думаю, за недели две-три что-то может получиться уже в плане романа. Что ещё… тот материал для заказчика отдавай по своему усмотрению, кому хочешь, в общем. Но если так выйдет, что в скором времени мне удастся закончить “Тополь”, то публикуй (если такое взбредёт в голову) только тогда, когда это будет абсолютно необходимо. Я знаю, ты можешь выпустить его, когда посчитаешь нужным. Но лучше сообразуйся со мной, потому что выпустить его надо в определённый промежуток времени, концептуально это очень важно. В общем, главное, угадать со временем его выпуска: не торопись – вот всё, что я хочу тебе посоветовать. Пока. Всего доброго. Надеюсь, ещё спишемся. Ах да! Что-то вроде постскриптума назрело: если даже и не смогу закончить “Тополь”, всё равно тебе его отправлю, хотя бы черновой, в отрывках. Сейчас это звучит странно, таковое моё решение, но потом, по прошествии некоторого времени, всё поймёшь. Просто сейчас не хочется забегать в будущее, а то вдруг и ошибусь. В общем, так: заказ у тебя через три дня будет на почте, а роман чуть попозже. До связи».
Отправил. Почувствовав какое-то уже давно не испытываемое облегчение, почти забытое: будто скинул с плеч тяжёлую сумку. Задышалось свободней, легче. В такие моменты истинно осознаёшь, насколько жизненно необходимо тебе писать и творить как писателю. Даже если это всего лишь письмо другу-редактору – наводит такое же наваждение, как и созидание большого лиро-эпического текста. Вспоминаю себя в пору первой публикации моего романа: насколько был окрылён тогда, когда подписывал контракт, насколько не верилось во всё то, что происходит вокруг. А затем та восторженность, когда, входя в книжный, видишь на полках свои тома, отпечатанные, оформленные – не в компьютере у тебя, вбитые и подчёркнутые зелёным и красным, но уже полноценные. Самодостаточное произведение. Берёшь в руки, разглядываешь со всех сторон, прочитываешь страницу-две и понимаешь: боже, это ведь я! Это я писал! И сейчас стою здесь, а мои книги кто-то сейчас же может покупать, пролистывать, читать, критиковать ли или хвалить, неважно, главное это: я стою здесь среди этих полок с классикой, мейн-стримом, артхаусом. И в купе со всей этой литературой пребывает – мой «Зершторен», коим я горжусь безмерно; коего я взращивал на протяжении нескольких долгих лет и который лишь за год упорной работы над ним обрёл твёрдую устойчивую форму. Неразрушимый Зершторен… взошедший уверенно на помост культуры. «Пафосный придурок…»