Нелюбовь и клацанье зубами только и лишь вследствие того, что у кого-то хватает смелости стоять на страже собственного пространства и права, а в ком-то эта смелость просто не находит место. И эти «кто-то» брызжут слюной от зависти, исходят говном.
Ложь и ханжество, страх оказаться у всех на виду в психологическом неглиже, боязнь признаться самому себе в том, что являешься не таким уж и положительным гражданином… Все поступили бы так же, лишь с некоторыми различиями: кто-то бы выстрелил, кто-то бы дал по башке, кто-то бы просто выматерил – но все бы люто возненавидели. И имея при себе знание баюльной песни, на месте бы убили. Без околичностей и раздумий. Спонтанно. На уровне рефлекса. Безусловного инстинкта.
И убил бы я… с удовольствием, с нескрываемым наслаждением всю ту гниду, собравшуюся внизу… собирающуюся регулярно, лишь стоит потеплеть на улице… пьяные, орут, стараясь показать, кто здесь хозяин, кто достоин трахать самок; мочатся по углам, метя свою территорию.
Война всех против всех.
Просвещение умерло.
Я запихиваю в уши как можно больше ваты и, измотанный, уставший от всего этого форменного безобразия, с коим ничего нельзя сделать, валюсь на кровать и, прослушивая отбойный ритм своего кровообращения в ушах, с трудом, вспотевший, искусанный комарами и мошками, засыпаю. В напряжении, со странным чувством паники, незащищённости…
… взираю на апартаменты,
Которые будто
Со всех сторон
Надвигаются.
И сжимают
Габаритами,
Давят нависшей тенью.
Лежу на кровати, облокотившись,
Угнетённый,
И ощущаю рядом с собой кого-то…
И в голове –
Чёткое осознание ситуации,
Тревожное,
Но оттого не меняющее
Своего контрастного
На фоне всего смешения
Вида…
Рядом со мной лежит
Громадный негр
С надутыми красными
Губами
И рожей,
Будто резиновой,
С искажёнными, преувеличенными чертами:
Сплошной шарж с атлетическим телом…
И шевелюрой, как у детской куклы:
Белые макаронины-завитушки.
А в руке я сжимаю
С силой, в полубреду
Его громадный,
На трость похожий
Хер
С неестественно алой головкой.
Сжимаю и понимаю,
Знаю,
Что в соседней комнате
Мой друг обслуживает аналогичного ниггера…
Мы с ним – жиголо.
И я поэтому, в этом борделе,
Должен сейчас
Безропотно,
Без слов и возражений,
Взять в рот его чёрный,
Вздувшийся
Член…
Не хочу.
Не хочу, чтобы меня трахали!
Оттягиваю момент.
Какими-то фразами, которые сам же
Едва различаю.
Целую его в плечо,
Прижимаюсь к мускулистой груди,
Так мило,
Изображая прелюдию.
А в руке до сих пор сжимаю
Его кошмарный дрын…
И пытаюсь себе представить:
Как это?
Ведь много раз наблюдал,
С экрана и на съёмках
Эти оральные сцены.
Ставлю себя
На место героинь.
Фантазирую
На тему того,
Как в горло воткнётся
Эта штуковина.
Как языком нужно будет
Её ощупывать.
Как языку просто
Не станет места во рту.
Как буду сглатывать
Натёкшую смазку
Растворённую в слюнях.
Проецирую в сознании
Этот отвратный
Селёдочный вкус.
Эту вязкость во рту
От уже набежавшей спермы.
И всё в один миг
Пронеслось:
Весь ужас
Того, что пребудет.
Что сейчас
Уже случится…
Просыпаюсь и выдыхаю с облегчением. Поняв, что то был только сон. Преисполненный радости оттого, что не пришлось всё же делать минет тому африканцу, что всё-таки оттянул достаточно времени, дабы успеть вырваться из этого насильнического кошмара.
И только сейчас, лежа, весь потный и чешущийся, липкий, осознаю себя, начинаю это полноценно делать, совершать, вершить. Производить над собою суд.
В глубине головы, в самых корнях, уже чую, как вызревает новый приступ боли. Ещё практически незаметный, едва различимый. Маскирующийся под утреннее недомогание… но мне уже известно всё то, что должно непреложно последовать за всеми этими утробными всхлипами и копошением…
Шарю не глядя рукой в прикроватной тумбочке, выискивая баночку с лекарством. Нахожу. Пытаюсь без воды проглотить нужную дозу, но таблетки застревают и не идут ни туда, ни сюда, забив пищевод. Уже начинаю задыхаться. Мгновенно приходит и паника оттого, что не могу свободно впустить в себя воздух.
Вскакиваю, одуревший, с постели, в три шага оказываюсь у раковины на кухонной части и пригоршнями начинаю пить воду из-под крана, сильно и интенсивно сглатывая, пропихивая тем самым застрявшие таблетки.