Но секунды логичного взгляда на собственные порой странные и пугающие позывы, их анализ, сменяются очередной волной злобы, пышущей жаром раздражения, мысленной отборной бранью, которая перекликается интонациями и синтаксическими конструкциями с теми матерными проклятиями, которые слала мать в адрес своей непослушной дочери. Мать бегала за дочерью, силясь её догнать. Но та лишь громче кричала и топала ногами в розовых тапках.
«Заткните свои поганые пасти!!!»
- Да ёб твою мать, ты, дрянь, успокоишься, или я за тобой весь день, блядь, бегать должна!!! - доносились рычащие женские крики из-за двери.
Визги девочки заглушаются, будто канули в пропасть. Даже не видя всей этой «пасторальной» картины, сцены материнства и детства, я отчётливо себе представляю то, как мать с силой хватает дочку за руку и припечатывает её лицом к своему громадному животу, подавляя тем самым звуки, позорящие её перед соседями.
- Марш домой!
Шлепок.
Девочка тихо потявкивает от обиды.
Мне жаль её.
С грохотом закрывается дверь.
Воцаряется тишина.
Я бессловесно посылаю хвалу всем богам этой Вселенной. Хоть и будучи убеждённым атеистом. Я укладываюсь поудобнее. Уютно заворачиваюсь в одеяло, подтягивая его до лица. Сжимаюсь милым, невинным комочком. Предвкушая все прелести сна...
Но через секунду я слышу звук будильника...
И мне хочется вломиться в квартиру той сквернословящей женщины и непослушной девчонки и разорвать обеих на куски, втоптать их обрыдлые лица в пол массивным своим башмаком со стальными набойками, растереть их физиономии в грязно-красную кашу из костей, мяса и кожи, мозгов, зубов и их поганых языков. Растоптать их глотки. Попрыгать на их дрыгающихся от боли телах, проламывая с каждым прыжком всё большую дыру, всё больший зев, кратер в их поросячьих тушах!..
Господи, как я устал... - ору я во всё своё продранное горло, во всю свою пересохшую глотку. Но никто этого не услышит. Потому что мои вопли раздаются маршем ненависти и неповиновения лишь в моей измученной, гудящей башке.
Голова болит. Тело всё в испарине. У меня лёгкий жар, как при простуде. Глаза слезятся и толком не различают предметов перед ними. Понимаю краем мозга - краем, который ещё в состоянии хоть что-то понять - что без обезболивающих мне и сегодня не прожить. И часа не выдержу на ногах. От света голова ещё сильнее ноет. Кости черепа до невозможности ломит. Невыносимо. Несусветная боль. Тошнота. Подступающая, подступающая, но всё никак не извергающаяся из меня, от чего мне бы, может, и полегчало.
Отключаю будильник. Встаю. Иду в ванную. Умываюсь. Всё еле-еле, едва. Смотрюсь в зеркало, наблюдая своё мокрое измождённое лицо и лопнувшие капилляры, окрасившие мутные белки моих глаз розовой сеткой, заползающей на самый зрачок. Зеваю. Так, что чуть ли не вывихиваю нижнюю челюсть. Там что-то хрустит, точно песок трётся о головки костей, искрамсывая хрящи.
Мне плохо.
Мне плохо!
Мне плохо!!!
Думаю о завтраке, который, знаю, всё равно не смогу в себя запихнуть. Всякая еда покажется мне тошнотной мерзостью, которую мне едва получится себя убедить проглотить. Как бы вкусно то ни было. Даже мороженое или шоколад мне захочется тут же выплюнуть полупережеванной кашицей обратно на тарелку.
Шарюсь по холодильнику, думая, что бы съесть, и слышу мимоходом этот когда-нибудь меня доконающий дребезжащий звук. На секунду задумываюсь над тем, что же я с ним всё-таки сотворю, с этой машиной не от мира сего? Выломаю ли просто дверцу? Или же... или же... взгляд останавливается на шоколадном муссе, достаю, ставлю на обеденный стол, туда же - стакан воды и ложечку. Рушусь на стул, руки плетьми провисают, болтаясь, полнясь застоявшейся густой кровью. Ссутуленный, ем. Смачно чавкая.