Подходит моя очередь. Мои покупки - это лишь цукаты. Как-то не хочется представать пред самим собой укомплектованным глупцом, этакой обезьяной, вечно всё хватающей, не раздумывая, своими загребущими лапами.
- Только цукаты? - интересуется девушка на кассе.
- Да. И будьте добры - копию чека.
- Хорошо.
Расплачиваюсь. Беру сдачу, цукаты, чек, его копию. Иду к камерам хранения, в одной из которых я оставил свою сумку, дабы не нервировать охранников. Поодаль от камер располагается столик, на котором стоит прозрачный ящик для благотворительных сборов тяжелобольным детям. Собственно, одной из причин моей симпатии к этому супермаркету является тот факт, что сеть этих магазинов сотрудничает с благотворительными фондами. Бросаю пару купюр в контейнер. На сей раз деньги на операцию нужны девочке. Хотя меня то не волнует. Меня не волнует её или его имя. Не волнует диагноз. И сейчас я наверняка кажусь сволочью из сволочей. Но иное можно вообразить или же рогато оставаться при своём заблуждении, однако, при том, что никакое моё знание, будь то: чьё-то имя или диагноз - не приблизит ребёнка к выздоровлению. Эта сердобольная любознательность скучающих дам граничит с назойливостью и часто не вызывает ничего, кроме раздражения и очередной, только что продемонстрированной, стереотипизации. Я кладу деньги в такие ящики, жертвуя, из-за жажды сопричастности. И все это делают именно по таковой причине. Сопричастность к благому делу, масштабному делу, по-своему великому - стимул для множеств, которые просто не могут пройти мимо таких сборочных ящиков, не бросив купюру-другую. Такие, как я; как многие и многие другие, кто, возможно, в моей философско-гуманистической концепции подпадает под категорию «мудаков»... хотя, нет. Такого просто не может быть, чтобы добродетель в человеке присутствовала полумерой. Она либо есть, либо её нет вовсе. И рекламные буклеты в тандеме с благотворительными пожертвованиями есть не что иное, как лакмус для выявления красноты злонравия и синевы человечности. Фиолетового здесь просто не может быть, нейтральных не существует[16]: или взял ... или пожертвовал - или же: нет. И в таком случае: гори в Аду, равнодушный выродок.
Достаю сумку, укладываю в неё цукаты, застёгиваю, перебрасываю через плечо и выхожу из прохладного зала в ослепляющий, яркий, сухой и душный летний день. Поначалу я делал попытки приобщить к благотворительности своих коллег: поваров, администраторов-кассиров, управляющих, курьеров. Однако, увы, это не возымело желаемого эффекта. Приводил доводы о том, что сотня, полтинник - мелочи, от которых никто не обеднеет, сущие мелочи; но если таких мелочей будет много, то, быть может, кому-то это поможет. Но они лишь посмеивались. Кто-то отмалчивался. Некоторые нагло говорили «нет». Кто-то подшучивал на тему моей «святости». Аргументировали своё скотство мифологемами а-ля директор таких фондов, разъезжающий на «BMW». Кто на что горазд во всём том разнообразии отговорок. У них нет денег. Ох, нет, только не сегодня. Давай потом. С зарплаты. С аванса. Когда угодно, но только не сейчас. Завтра. Потом. Через неделю. В следующем месяце. Как малые дети, юлили, увёртывались. Ведь им было стыдно, хоть в частых случаях это и было ими не сознано. Не осознан тот стыд. Предо мной. И главное, пред собственной совестью. Понимали, что поступают неверно. Делают что-то не так. Но делали. Совершали это преступление против человечества.