Следователь: Какого рода службу имеете вы в виду?
Генерал: Слежку, наблюдение за людьми и их действиями.
Следователь: А теперь последний вопрос. Я вас очень утомил, понимаю, но следствие должно получить детальные сведения. Как, по-вашему, можно объяснить все происшедшее?
Генерал: С радостью отвечу на этот вопрос. Занимаясь долгое время астрологическими изысканиями, я научился по движению планет и по пятнам на Солнце предсказывать заранее некоторые события. Я могу определить закономерность явлений, происходящих во Вселенной, и телеологически обосновать их. Иногда я определяю какое-нибудь явление, сопоставляя его с другим явлением, на первый взгляд совсем иного порядка. Так, более месяца назад, исходя из даты создания государства Израиль и учитывая коммунистическую заразу, подтачивающую нацию, я пришел к мысли о фронтальном наступлении врагов на греко-христианскую культуру. Их составляющая на земной поверхности совпала с Нейтрополем. Умножив дату на семь и разделив на возраст пресвятой девы, родившей младенца Иисуса, я увидел, что из глубин океана всплывает число двадцать два. Затем, при наведении телескопа на Луну и правый верхний угол Большой Медведицы, появилось число десять. Что и требовалось доказать. Я предсказал событие, действительно имевшее место двадцать второго мая в десять часов пополудни.
И довольный собой, Генерал поднялся со стула. Тут же встал его адвокат. Простившись со Следователем, они вышли из кабинета. На улице их обступили репортеры. Целых семь часов тянулся допрос, и журналисты жаждали узнать новости. Молча отстранив их, Генерал и адвокат удалились.
Ночь закинула свою петлю над заливом. Для торжественной встречи Генерала на улице собрались крестьяне с плакатами. Повелительным полицейским жестом Генерал приказал им расступиться. Со стороны выставки в воздух взлетели фейерверки. В дверях театра появились известные киноактеры, приглашенные на фестиваль, приуроченный, как всегда, к открытию выставки. Генерал с адвокатом пошли в кофейню, где их ждал Префект. Когда они сели за столик, Префект спросил, как прошел допрос. Генерал заказал двойной коньяк. Они подробно обсудили, как им следует вести себя впредь. Завтра очередь Префекта предстать перед Следователем, и его показания не должны противоречить показаниям Генерала.
— Лучше нам уйти отсюда, — сказал Генерал, — чтобы не давать лишнего повода для разговоров.
Вдруг в кофейне сверкнул блиц. Префект вскочил с места и кинулся за фотографом, но тот успел исчезнуть в ночном мраке. Тогда Префект бросился его разыскивать. Он метался по узким кривым улочкам пустынного квартала, где нетрудно было заблудиться. Фотограф то и дело нажимал на кнопку фотовспышки, и темная улица на секунду озарялась волшебно белым светом, а очертания немых зданий, точно чудовища, всплывали во тьме. Стоило сверкнуть белой молнии, как Префект устремлялся за ней, но поймать ее так и не смог. Отдуваясь, он вернулся в кофейню.
Всю ночь Генерал беспокойно ворочался в постели. Его неотступно преследовало лицо Следователя, и он часто вздрагивал, точно по телу его пропускали электрический ток. Ему не давали покоя дымчатые очки, за которыми не видно было глаз Следователя. Генерал считал, что такие очки носят те, кому есть что скрывать, робкие люди, страдающие комплексом неполноценности. Какая слабость у Следователя? Где его ахиллесова пята? Генералу казалось, что он съел морского окуня и ему в горло впился крючок, попавший к рыбе в желудок. Этот крючок до крови раздирал ему горло. Тогда еще он не мог даже предполагать, что через три дня ему предстоит отправиться отдыхать в тюрьму.
2
Если Префект в чем-нибудь и уступал Генералу, так это в изворотливости. Генерал был угрем, Префект — каракатицей. А каракатицу выдает коричневый след, который она оставляет за собой. Дожидаясь вызова Следователя, Префект от волнения чуть не получил язву желудка. Впервые пожалел он, что рядом с ним нет верной подруги. Он не был женат и никогда не жалел об этом. Наконец его вызвали к Следователю. Перед дверью следовательского кабинета Префекта сфотографировал какой-то журналист. И решив, что это тот самый, который дразнил его ночью своей фотовспышкой, разъяренный Префект кинулся на журналиста, вырвал у него из рук аппарат, а его отвел к прокурору, требуя, чтобы засветили пленку, так как съемка была произведена без разрешения.
— Если меня посадят в тюрьму, — заявил он журналисту, — публикуйте какие угодно фотографии. Но до тех пор ни одной, слышите, ни одной, иначе я с вами разделаюсь.