— Сейчас так или иначе мы у него на подозрении, — сказал Хадзис. — Весь вопрос в том, кто кого первый схватит за горло.
— Два миллиона — сумма немалая, — сказал Никитас.
— Беда в том, что слишком большая, — сказал Хадзис. — Если бы он назвал меньшую сумму, я бы скорей поверил. А если он не лжет, то тем хуже. Подумай, как им выгодно наше молчание.
— Кому это им? — спросил Никитас.
— Тем, кто прячется за спиной Бровача. Как ты думаешь, есть у него на самом деле такие огромные деньги? С его жалованьем пять тысяч в месяц он должен жить столько, сколько живет динозавр, чтобы скопить два миллиона.
— Все ухитряются жить не тужить. А мы чем хуже? Для некоторых Зет — это праздник и песня. Старик стал премьер-министром и думать о нем позабыл... А нам что делать?
— Никитас, ты не знаешь, что такое история, поэтому так рассуждаешь. Когда обстановка изменится, мы оба станем историческими личностями, войдем в школьные учебники. Наши рожи, твоя и моя, будут увековечены. Для чего еще живет человек как не для того, чтобы оставить потомкам свое доброе имя? Маркс сказал...
— Теперь, Хадзис, ты будешь учить меня уму-разуму? Да я просто так размечтался, подумал...
Беда была в том, что Хадзис размечтался. Ему представилась его мать в большой квартире со всеми удобствами. Нажмешь кнопку, и все к твоим услугам, как он видел в кино. Отбросы и очистки перемалывает машинка в раковине. Холодильник с тремя полками. Аптечка, полная лекарств для старухи матери. Два телефона. А у ребят уйма игрушек, велосипеды, поезда, качели... Летом он повезет свою семью за город, к морю. Снимет дом и... Его жена, у которой больная поясница и синие вздувшиеся вены на ногах от стирки белья на чужих людей, покупает во всех магазинах Европы красивые вещи. Коробки, коробки, коробки...
— Так что же ты думаешь? — спросил Хадзис.
— Считай, что ты играл в какую-нибудь азартную игру и не добрал одного очка, — сказал Никитас. — Считай так, иначе свихнешься. Я предпочитаю умереть, отдать всю кровь по капле, но совестью своей не поступлюсь. Мне просто хотелось поддеть тебя на удочку.
— А мне тебя, — сказал Хадзис. — Столяра и токаря не подкупишь. Да здравствует честность! — И он заплакал.
Когда Хадзис вернулся в свою темную каморку, ему показалось, что Зет смотрит на него гипнотизирующим взглядом, глазами, застывшими в бессмертии. Площадь перед клубом, рев грузовичка, вой шакалов — все ожило в его памяти. Как мог он допустить даже мысль о предательстве, о предательстве человека, которого он боготворил, за которым инстинктивно пошел следом, точно пес? Как мог он?.. Когда Зет раскрывал свои объятия, в них умещался весь мир. Когда он улыбался, затихал дождь... Хадзис сел на край деревянной кровати и обвел взглядом сырой подвал, кишмя кишевший тараканами. Потом он выдвинул ящик стола, и оттуда посыпались на пол письма матери. Последнее время у нее появилась навязчивая идея, что она опасно больна, и старуха хотела, чтобы ее обследовали врачи, но денег на это не было. «Тем лучше, — подумал Хадзис, — скорее отмучается». Он собрал письма, целую пачку писем, и сжег их в жаровне... Наступила ночь. Хадзис слышал только шаги запоздалых прохожих у себя над головой. Он, погребенный глубоко в земле, был все- таки жив, и никому не удалось его подкупить.
Дома Никитас почувствовал себя приблизительно так же, как в то утро, когда прочел в газете об убийстве Зет и понял, что должен пойти к Следователю и дать показания. Вдруг ему почудилось, что на голове у него лежит пузырь со льдом. Его обступили призраки матери, сестры и Генерала. «Ты же наш парень, как мог ты сделать такое?» — «Он упал и ушибся. С детства он был выдумщиком. Болел эпилепсией». Настоящая западня. Но теперь в нем окончательно проснулась совесть. Он не ощущал, как прежде, смертельной усталости. Никитас не был левым и не сочувствовал ни партии Союз центра, ни другим партиям. Он был столяром, который любил поработать как следует и потом сходить в кино, а в воскресенье посмотреть футбольный матч. Но этого же не купишь ни за какие деньги. Голова у него разламывалась. Перед сном он выпил таблетку аспирина.
Через два дня они опять пришли к бывшему префекту. Тот же самый подозрительный тип, словно филодендрон, торчал в том же самом углу комнаты.
— Здорово, ребята. Здорово...
— Денег-то маловато, — сказал токарь.
— Мы хотим каждый по два, — сказал столяр.
— Вы что, спятили?! — воскликнул Бровач. — Хоть раз в своей жизни видели вы такую уйму денег?
— Иначе дело не пойдет. Очень сожалеем, — сказали оба в один голос.
— Эка, куда хватили, ребята. Ну и занесло вас, — урезонивал их Бровач.