— Я, — сказал третий офицер, — во время беспорядков и раньше находился там, где мне положено: охранял министерство Северной Греции и следил, чтобы коммунисты не организовали какой-нибудь диверсии.
— Я, — сказал Пломарис, — в тот день в четыре часа тридцать пять минут после полудня пошел к себе на службу, чтобы произвести вечернюю поверку жандармов. Дежурный офицер сообщил мне, что по случаю митинга сторонников мира я и мой коллега Кукос назначаемся в наряд и каждому из нас придается пятеро жандармов. В нашу обязанность входило не наблюдение за левыми, а предупреждение воровства и прочих уголовных преступлений в районе, где проходил митинг, и мы обязаны были явиться в штатском. Услышав об этом внеочередном наряде, я страшно разозлился — конечно, в душе, — считая, что для него не требуется столько людей — два офицера и десять жандармов! В это время в участок зашел Маврулис. Я был, как говорилось выше, в запале. «Опять загоняете нас на митинг. Это дело Главного управления безопасности», — заявил я ему. Маврулиса нетрудно вывести из себя, он любит покричать. «Значит, только нам заниматься борьбой с коммунистами?» — набросился он на меня. «Чего ты разошелся? Разве я коммунист?» — вскипел я. Вот все, что было сказано, хотя Мастодонтозавр утверждает совсем другое. А как доказательство того, что мы с Маврулисом тогда не сцепились, могу прибавить: потом, насколько мне помнится, я угостил его кофе.
— Я, — сказал пятый офицер, — ничего не знаю... Не знаю, кто... Неправда, что... Не знаю, были ли... Мастодонтозавр не особенно преследовал коммунистов. Он относился к ним довольно снисходительно: коммунистам — мелким собственникам давал разрешения на торговлю и не возражал против выдачи паспорта коммунисту Платонасу Одипоридису, который выехал в Россию для лечения порока сердца.
— Я, — сказал шестой офицер, — в среду, поскольку рынок был закрыт, занимался на улице вылавливанием воров и розысками Дракона. В участок я зашел лишь через несколько дней по своему личному делу, для встречи с человеком, продающим квартиру, которую я хочу купить. Относительно происшедших событий я, конечно, перекинулся парой слов с капитаном. Но явная ложь, будто я сказал, что меня интересует Мастодонтозавр, а не Маврулис.
— Я, — сказал седьмой офицер, — в тот вечер был на службе, и за мной зашел капитан в отставке Пулопулос, чтобы вместе со мной пойти в гости к Костасу, священнику церкви Явления Богородицы, у которого накануне были именины, а также к одной знакомой по имени Элени, которая накануне тоже была именинницей. Так как и мою жену зовут Элени, я не мог их вовремя поздравить. Проходя по улице Гермеса, я действительно видел Мастодонтозавра, приветствовавшего меня такими словами: «Добрый вечер, господин Полихронос». — «Добрый вечер», — ответил я, садясь в автобус. Неправда, будто я сказал ему: «Пусть их как следует вздуют». Было всего полвосьмого, и митинг еще не начался. В конце концов, мы с Пулопулосом никого не застали дома, ни священника — он ушел на крестины, ни тетушки Элени — она решила сходить в кино. Но мы просидели у нее дома до половины двенадцатого, дожидаясь ее возвращения.
— Я, — сказал восьмой офицер, — знаю, что Гевгенопулос был на митинге, по крайней мере вначале, и даже купил ремень с медной пряжкой в киоске недалеко от профсоюзного клуба.
— Я, — сказал девятый офицер, — утверждаю, что неправда... А также неправда, будто я видел, как Маврулис вертелся волчком на площади, где был митинг, и указывал на коммунистов.
— Я, — сказал десятый офицер, — прочитав объявление о переносе митинга в другое место, не смог туда пойти, так как был в штатском и направлялся в ресторан «Серраикон», где пообедал жареным зайцем, приготовленным хозяином специально для меня.