Его собираются убить, так что ж? Когда он услышал, что жизнь его в опасности, он не только не огорчился, но даже обрадовался. Он был уверен в одном, только в одном: он не станет мешать убийцам. Так, зная силу своих кулаков, он никогда не поднимал руки на полицейских, несмотря на их преследования. Ведь если бы он ударил человека, то уложил бы его на месте. И, как у многих сильных людей, его руки умели только ласкать.
Он встал, готовый идти на митинг.
— Вы не представляете, что творится на улице, — сказал крайне взволнованный Мацас. — Мы должны создать вокруг вас кордон из своих людей.
— Не надо, — возразил он. — Если они настоящие мужчины, пусть нападут на нас открыто.
Остальные присутствующие придерживались иного мнения. С огнем не играют. Вся полиция на стороне террористов. Надо принять действенные меры. Время героизма прошло.
— Кто говорит о героизме? Несмотря на свою наглость, они так трусливы, что не осмелятся даже подойти к нам.
— Они бесчинствуют. И никто им не мешает.
— Идемте.
Он первым направился к двери. Ответил на приветствие хозяина гостиницы, стоявшего в холле. Потом вышел на улицу. Ночь воцарилась над Нейтрополем. На противоположной стороне световая реклама чулочной фирмы ЭТАМ зажигалась и гасла в темпе учащенного сердцебиения. Его сердце билось спокойно. Он набросал предварительно свою речь. Впрочем, когда есть что сказать, нетрудно выступить. Трудно говорить, когда нечего сказать и, несмотря на это, надо говорить.
За ним следовали остальные. Он сделал им знак не отставать. Они благополучно пересекли маленькую площадь, но у входа в клуб трое молодчиков в черных свитерах набросились на него сзади. Они ударили его по голове и ранили в висок. Он услышал голос из толпы: «Позор! Что тут происходит? Как можно нападать на гостей?! Мы же культурные люди!» Опираясь на плечи тех, кто бросился ему на помощь, он вошел в клуб. И когда огромная людская волна устремилась за ним, террористы попытались проникнуть в открытые двери, вторгнуться в святилище сторонников мира. Но после упорной борьбы удалось оттеснить хулиганов и запереть изнутри железные двери. Перед домом на бойне остался только Спатопулос, и Зет долго еще думал о том, что акулы разорвали его на части.
7
— Это всего лишь закуска, — заговорщически сказал Главнозавр Генералу, имея в виду удары, нанесенные Зет. — Еще будет жаркое.
Не произнеся ни слова, Генерал одобрительно кивнул и, напустив на себя равнодушный вид, прошелся по улице. Впрочем, он ни во что не ставил этого червяка, мечтавшего обрести крылья. Но он не мог без него обойтись. Червяк этот заменял ему глаза в вонючем болоте, где водились простейшие животные, амебы, пиявки и жабы. Главнозавра он знал еще со времени оккупации по батальонам Пулоса. Генерал презирал его, но, несмотря на это, ему приходилось принимать его в своем кабинете, угощать кофе, беседовать с ним. И каждый год на новогодний праздник он посещал в Верхней Тумбе организацию Главнозавра и присутствовал при традиционном разрезании праздничного пирога.
Эта организация явилась спасением для Главнозавра. Он бежал из Греции вместе с немцами и в Вене сам себя объявил министром пропаганды в греческом эмиграционном правительстве, а потом, вернувшись на родину, даже чувствовал себя в безопасности, но в конце концов его крепко прижали и, отдав под суд как предателя, сотрудничавшего с Оккупантами, приговорили к пожизненному тюремному заключению. Однако вскоре он вышел на свободу, и болезнь ног, полученная в сырой тюрьме, напоминала ему обморожения во время партизанской войны, когда он вместе с покойным Пулосом проводил карательные операции против эамитов. Он не решался больше нигде показываться и не мечтал уже ни о какой карьере, пока не основал наконец Союз борцов и жертв сопротивления Северной Греции. Тогда из безвестности и позора он всплыл на поверхность и даже приобрел славу, потому что полиция, как добрая мать, приняла своего блудного сына, тем более что Союз борцов и жертв сопротивления Северной Греции ставил своей целью «помогать асфалии поддерживать порядок и спокойствие в нашей стране, всеми возможными средствами защищать права и интересы греков, бороться со всякой антинациональной деятельностью и заговорами, откуда бы они ни исходили, и, наконец, вплоть до последнего дыхания отстаивать завоевания греко-христианской культуры».
Последнее заставило Генерала, несмотря на всю антипатию к предателю, подражавшему немцам, окончательно признать его организацию. Генерал считал, что с тех пор, как было создано государство Израиль, увеличилось количество пятен на солнце, потому что солнце не желало светить евреям. «Вскоре мы будем свидетелями, — говорил он, — рождения греко-христианской мировой державы. Из-за еврейского заговора, а также из-за коммунистической экспансии происходит значительное увеличение солнечной активности и приближается конец света!»