После освобождения Греции от немецких оккупантов, когда Вангос почуял, что к власти могут прийти левые, он поспешил записаться в левую молодежную организацию, чтобы быть поближе к тем, кто будет править страной. Но как только он убедился, что чаша весов склоняется в другую сторону, он тотчас присоединился к правым, умолил их не отталкивать его. Он всегда стремился быть поближе к представителям закона и власти. На короткое время он стал даже председателем союза правой молодежи в своем квартале, в Нижней Тумбе. Но его поймали с поличным, когда он пытался совращать мальчиков, и выставили с позором. Враги Вангоса ухитрились вышвырнуть его также из юношеского летнего лагеря, где он был помощником начальника. У него не оставалось никакого другого прибежища, кроме полиции. По крайней мере с ней он старался быть в дружбе.
И тут Вангос добился полного успеха — однажды был даже назначен в личную охрану королевы. Как величайший дар бога, он хранил фотографию, где был увековечен рядом с королевой. Каким счастьем было для него идти по следам, оставляемым королевскими каблучками, дышать воздухом, сохранявшим аромат королевских духов. Женщины вообще его не интересовали, но королева — дело другое. Она нечто большее, чем женщина. Она символ добродетели. Ах, как он молил бога, чтобы во время ее турне произошли какие-нибудь беспорядки, и он мог бы отличиться! Но, как обычно, все обошлось благополучно. Крестьяне, кланяясь до земли, уступали королеве дорогу, когда она шла своей гордой и энергичной походкой. Всюду букеты, подарки, сувениры, женщины в народных костюмах, звон колоколов, речи мэров, выступления официальных лиц, девочки с бантами в волосах декламировали стихи и подносили королеве охапки цветов с греческих полей. Этот день, венец своей жизни, он навсегда сохранил в памяти. Словно ему выдали диплом за трудную службу, за ублажение власть имущих. И эта честь выпадает лишь тогда, когда уже не ты просишь об услуге, а тебя просят об услуге. Когда тебе поручают охранять власть предержащих. Ничего другого в жизни для Вангоса не имело ценности. А когда приехал де Голль, Вангосу опять оказали доверие: его назначили командиром отряда для охраны этого носатого. И сегодня выбор пал именно на него, а также на Янгоса, его кума, парня хорошего, хотя и слишком своенравного.
Закурив вторую сигарету, Вангос предался сладостным воспоминаниям о жизни в летнем лагере, о своих юных подопечных и не успел опомниться, как раздался условный стук в окошечко. Он вскочил на ноги, проверил, на месте ли его пистолет, зажал в руке дубинку и приготовился к бою. Вскоре он почувствовал, что грузовичок мягко тормозит и наконец останавливается. Прежде чем выпрыгнуть из кузова, он увидел санитарную машину, которая, ослепляя светом фар, мчалась прямо на их «камикадзе», но в двух метрах от него остановилась. Янгос слез с сиденья и подошел к Вангосу.
— Кого будем бить? — спросил Вангос.
— Одного раненого.
— До смерти?
— Пока не потеряет сознание.
Оглядевшись по сторонам, Вангос узнал магазины и понял, что они находятся на улице Иона Драгумиса, возле Новой улицы Александра Великого. На секунду ему показалось слишком большой дерзостью орудовать дубинкой в самом центре города. Но вскоре санитарную машину плотным кольцом окружили какие-то люди — среди них он узнал Зверозавра и Джимми Боксера — и скрыли лежавшего внутри раненого от глаз прохожих. Вангос вместе с Янгосом подошли к задней двустворчатой дверце и, распахнув ее, нырнули в санитарную машину.
Там лежал мужчина среднего роста с окровавленной головой; в скупом свете, проникавшем с улицы в раскрытую дверцу, он казался очень бледным. Раненый из последних сил пытался обороняться и напоминал муравья, который, перевернувшись на спину, старается ухватиться за что-нибудь лапками. Янгос держал мужчину за ноги, а Вангос бил его дубинкой по голове. Но по-видимому, он плохо целился, потому что тело раненого продолжало дергаться. Вангос приготовился нанести еще один удар, но промахнулся и угодил в стенку машины. Раненый закричал:
— Помогите! Помогите!
Чтобы прекратить этот крик, Вангос зажал ему рот рукой. Раненый укусил его за пальцы, и Вангос взвыл от боли.
— Паршивый пес никак не подохнешь, — прорычал он и вдруг увидел за стеклом испуганное лицо водителя, который, застыв от изумления, смотрел на него. Потом он увидел фельдшера, который довольно лениво пытался оттащить Янгоса от беззащитной жертвы. А раненый точно прирос к носилкам, его невозможно было от них оторвать. С большим трудом удалось наконец выволочь его из машины.