— Наподдай еще этой сволочи!
— Наподдай предателю!
— Еще! Еще!
Вангос и Янгос сделали свое дело. Теперь Зверозавр и Джимми Боксер могли продолжать. Вангос видел, как те, потирая руки, подошли к раненому, который в полубессознательном состоянии лежал на мостовой.
— А ну, поезжай, — приказал Вангос водителю.
Фельдшер закрыл изнутри заднюю дверцу, и санитарная машина тронулась с места. Янгос сел за руль своего «камикадзе», а Вангос залез в кузов. Оттуда он наблюдал сцену, как двое верзил расправлялись с раненым, подбадриваемые дружными криками «возмущенных граждан»: «На-под-дай пре-да-те-лю!.. Еще! Еще!» Потом они, оставив на земле избитого, пошли прочь.
В это время грузовичок тронулся, и, перед тем как он завернул за угол, Вангос успел заметить, что несколько человек наклонились над недвижимым телом, но сомнительно было, удастся ли им поставить пострадавшего на ноги.
11
Человек, который при поддержке двух своих собратьев, шатаясь, с трудом брел к Пункту первой помощи Красного Креста, чудом выжив после линчевания на улице Иона Драгумиса, был депутат ЭДА Георгос Пирухас, сын Василиса, остановившийся проездом на один день в Нейтрополе.
Он вполне мог не находиться в этом городе и тем более не присутствовать на митинге сторонников мира. Но вчера в Афинах, когда он и Зет остались вдвоем в комнате после прослушивания стихов, записанных на пластинки, Зет вдруг сказал: «Завтра я уезжаю в Нейтрополь, чтобы выступить на митинге». Пирухас неодобрительно поморщился. «Ты что?» — спросил Зет. «Я молчу... Не говорю, чтобы ты не ехал туда. Но ты должен быть осторожен. Я сам из тех мест и знаю тамошний народ. Послушай мой последний совет, не допускай, чтобы они напали на тебя, стукни разок кого-нибудь и ты». — «Георгос, — возразил Зет, — если я ударю человека, то ему крышка. А я этого совсем не хочу». Не сказав Зет ни слова, Пирухас в тот же вечер выехал поездом в Нейтрополь. Он с утра находился в городе и знал обо всем: что с трудом нашли помещение для митинга, что, по слухам, на Зет готовится покушение, что возле «Катакомбы» произошли беспорядки. И хотя вечером Пирухас должен был уехать в Каваллу, он отложил поездку, чтобы быть возле Зет.
Он восхищался Зет. Восхищался его героизмом и самоотверженностью. Когда полгода назад Пирухас заболел и вынужден был приехать в Афины, чтобы лечь в больницу, Зет помогал ему, как брату, звонил куда надо, и сразу перед ним открывались все двери. Люди питали к Зет огромное уважение. И безграничное восхищение этим человеком, который отличался подчас подкупающей наивностью в житейских делах, перешло у Пирухаса в отцовскую привязанность. Он считал своим долгом защищать и охранять своего младшего товарища.
Раз его избили, когда он шел в клуб, думал Пирухас, после митинга непременно ему устроят засаду. Зная гордость и бесстрашие Зет, он хотел предупредить его, чтобы тот не выходил один на улицу, и потом вместе с группой здоровых парней охранять его по дороге в гостиницу. И пусть только тот попробует отказаться, тогда он, его друг, задаст ему хорошую трепку и заставит согласиться.
Пирухас вышел из канцелярии ЭДА, где он долго просидел у телефона, боясь пропустить какую-нибудь новость, и вместе с Токатлидисом, единственным человеком, который тоже был в канцелярии, пошел в Демократический профсоюзный клуб. Он недавно вышел из больницы, и сердце у него пошаливало, но он не обращал на это внимания. Инстинктивно он чувствовал, что ему надо торопиться в клуб. Он надеялся, что депутатский значок в петлице поможет ему добраться туда.
Канцелярия ЭДА находилась недалеко от места, где проходил митинг. Как только Пирухас вышел на улицу Гермеса, он услышал вдали вопли разъяренной толпы. По телу его пробежала дрожь. На этот раз, подумал он, львам бросили отравленные куски мяса. Чем ближе он подходил, тем явственней слышал крики. Никогда не предполагал он, что люди способны на такую дикую ярость. Кучки хулиганов, стоявших на каждом углу, и молодчики, беспрепятственно курсировавшие между ними, составляли сеть, готовую опутать вылетевшую на волю птичку. Хотя Пирухас был довольно хилый, так как не успел еще окрепнуть после болезни, он бесстрашно нырнул в толпу, пытаясь добраться до дверей клуба. Сначала никто не обращал на него внимания, и он шел по минному полю, как минер, хорошо знающий свое дело. Он был возмущен всем происходящим, но в то же время чувствовал себя униженным и подавленным. Глядя по сторонам, он старался запечатлеть в памяти физиономии собравшихся здесь негодяев, потому что о сегодняшних происшествиях намеревался рассказать на заседании парламента.