Да, ему по душе были расправы с красными. Он просто наслаждался ими. Последний раз ему довелось заниматься этим делом три недели назад, на первомайской демонстрации рабочих. Вместе с другими ребятами из своей организации он затесался в ряды демонстрантов и дал им хорошую взбучку. Особенно досталось высоченному парню в очках, который никак не мог понять, почему на него сыплются удары, и то и дело спрашивал: «За что ты меня бьешь?» — «Да просто мне нравится это занятие, очкарик», — отвечал Янгос и отпускал ему новую затрещину. Да, он сражался полицейской дубинкой, продолжением своих рук, руками, продолжением души, всей душой, продолжением уроков Главнозавра, оружием Главнозавра, продолжателя Гитлера — единственного человека, как говорил Главнозавр, который сделал попытку избавить мир от коммунизма.
Но сегодня, сидя в грузовичке, он чувствовал себя как- то странно, точно всадник, неотделимый от лошади. Он любил свою машину и хорошо знал ее. Знал в ней каждую деталь, начиная с руля, кончая выхлопной трубой. Знал все ее повадки. Мотор фольксвагена, который он поставил, вел себя молодцом. Янгос и не думал бояться, что сломается полуось или откажет зажигание. Он полагался на свой грузовичок. Но сегодня ему предстоит совсем другая работа — ему не надо будет орудовать дубинкой и пускать в ход кулаки. Впрочем, ради чего пошел бы он на это, как не ради машины, своего единственного достояния, верного друга в повседневной борьбе за хлеб на пять ртов, считая его самого, пять ртов, которыми наградила его судьба в этой мерзкой жизни?
Ему надо было раздобыть десять тысяч драхм, чтобы расплатиться с Аристидисом, своим компаньоном. Мотоцикл они купили на пару, но пользовался им только Янгос, выплачивая Аристидису определенную долю прибыли. Но постепенно Янгос понял несправедливость этого. Почему Аристидис, хотя он и хороший парень, должен получать даром деньги? Кто постоянно подвергает свою жизнь опасности в скопище грузовиков, автобусов, военных машин, этих убийц на колесах? Кто вечно живет словно на острие ножа? Только он, Янгос. Аристидис сидит сложа руки. Но зато прикарманивает денежки. Поэтому Янгос и решил расквитаться с ним: расплатиться по векселям и целиком завладеть грузовичком и доходами.
Но где раздобыть эти проклятые десять тысяч?
Последний раз он видел такую сумму больше трех месяцев назад. В тот день он задал хорошую трепку своей жене Мариго за то, что она угостила чашкой кофе того проклятого коммуниста, который прокладывал какие-то трубы возле их дома. Янгоса самого при этом не было. Он узнал обо всем, когда вернулся домой. Все утро он был занят перевозкой гробов. Ему не повезло, его вызвал столяр Никитас — он прислал за ним своего глухонемого подмастерья на улицу императора Гераклия, где была стоянка грузовичков, — и предложил перебросить в похоронное бюро несколько гробов, отполированных в его мастерской. «Подумать только, полировать гробы!» У Никитаса не нашлось мелких денег, и он дал Янгосу для размена ассигнацию в тысячу драхм. Янгос разменял деньги у одного подрядчика, оставил себе только тридцать драхм за перевозку, как было договорено, и остальное отдал Никитасу. Домой он вернулся в полдень мрачнее тучи. Похоронное бюро всегда наводило на него тоску. Жена стирала белье. Ребятишки играли на улице в канавах, вырытых рабочими. Когда он ел, обжигаясь, фасолевый суп, Мариго сказала ему, что угостила коммуниста чашкой кофе. «Он работал возле нашего дома, — пояснила она. — И кроме того, мы ж его знаем, правда ведь, Янгос? Когда он бросил копать и закурил, я предложила ему зайти к нам выпить кофе». — «Что ты натворила, потаскуха этакая? — налетел он на жену. — Значит, ты впускаешь к нам всякую сволочь, которая не признает нашего короля? Ты опоганила мой дом, грязная шлюха, а я, выходит, кормлю и пою тебя столько лет для того, чтобы ты угощала тут кофе всяких...» И посыпались оплеухи. Одна за другой. Янгос вцепился жене в волосы. Она подняла вой. С улицы прибежали ребятишки. И им досталось как следует. Мариго прямо в чем была — в линялом мокром халате, в котором она только что стирала белье, — побежала к сержанту жандармерии и нажаловалась ему, что этот скот опять ее избил, что она требует развода и так далее.
Гордость распирала Янгосу грудь при мысли о том, чем кончилась эта история. Подобное чувство испытал он несколько минут назад, когда Генерал приветствовал его легким кивком, словно говоря: «Все в порядке». Итак, его вызвал сержант жандармерии и в присутствии жены стал распекать: подобные вещи, мол, не должны повторяться, иначе он, как представитель закона, вынужден будет за нарушение порядка наложить на Янгоса штраф. Какой штраф, об этом они потолкуют с глазу на глаз, когда уйдет его жена. Мариго ушла, вытирая подолом мокрого халата заплаканные глаза, и они остались вдвоем. Тогда Димис, так звали сержанта, встал и дружески похлопал его по плечу. «Так, так, — сказал он. — Вот это, Янгос, называется преданность родине... Чтобы эти паразиты даже не переступали порога твоего дома. Ты хорошо проучил Мариго. Пусть в другой раз знает, кого угощать кофе, кого нет. У этих женщин, у всех женщин, Янгос, мозги набекрень. Дали им право голоса — и конец порядку в стране. Красных делается все больше и больше... Выпьешь кофейку?»