- Образно, образно... - Я усмехнулся. И все зрела у меня идея превращения моего приятеля Ниткина в мальчика для битья. Не знал я еще тогда, что он и ничтожнее, и изворотливее того, в ком действительно нуждалась Сонечка для удовлетворения ее чудовищных надобностей.
- Лабиринт! - воскликнул Ниткин. - Любое женское отверстие ведет в неведомые миры.
Минотавр, мелькало в моем воспаленном мозгу, таится, а мы начинаем высовываться... не пора ли и впрямь выпустить зверя? Но высказался я аккуратно, по-доброму:
- Представляю, что ты, с такими-то мыслями, думаешь о Христе.
- А что я должен о нем думать? - как будто вспыхнул он и тут же помрачнел и напыжился. - Я не кучерявый, не исихаст, богословами не интересуюсь.
Я сказал:
- Но ведь тебе нужен посредник.
- Без посредника нельзя, без посредничества все теряет смысл. Но это не кастет, не нож. А вот Бог... Простому смертному не дано постичь и увидеть его, тут необходим посредник, поэт какой-нибудь, творец искусств или мистик. А будешь пытаться обойтись без посредника - свихнешься... Мы для того и станем совершенствоваться, тренироваться и много читать в нашем мужском клубе, чтобы вопреки всему не свихнуться. И дела у нас быстро пойдут на лад, мы оба станем посредниками. Ты - мне, я - тебе, а вместе - кому-то третьему. Кстати, тебе стоит поискать себе еще какую-нибудь женщину. Тебе мало жены.
- Чем же посредствующий Христос отличается от моей супруги, которая тоже способна послужить связующим звеном с Богом?
Мой приятель, пожав плечами, пробормотал:
- Не знаю...
Я был изумлен, как будто поражен громом и молнией.
- Не знаешь?! В таком случае, какое у тебя право быть первым членом нашего клуба?
- Это очень сложно... Говорить о природе посредника - все равно что наполовину говорить о самом Боге. Посредник, он и человек, и Бог. И о членстве - это тоже разговор непростой.
- Стало быть, не только апостолы, отцы церкви и святые, но и всякий обычный человек при случае может заделаться посредником?
Ниткин робко улыбнулся на мою диалектику и сказал:
- Посредником - да, но не членом. И вот скажи мне, как по-твоему, почему средневековые люди даже камни считали живыми существами?
- Камни? Должен ли я думать, что и тарарам, который ты собираешься нынче устроить, каким-то образом проложит путь к Господу?
- Акцию мы трогать пока не будем. Она еще утвердит, и в скором времени, царство Божие на земле. Это будет хорошо.
- Но если всякий человек, если камни и даже тарарам... то зачем мне вообще посредник, если я сам могу им быть?
- Ты им можешь быть только для себя самого, а это все равно что белка в колесе и совершенно не похоже на задуманное мной относительно клуба. Ибо: ты - мне, я - тебе. Взаимооборот... Это и есть истина. А таким, как ты, сказано: познай себя, - твердо ответил и провозгласил мой друг.
- Согласен, - сказал я, - но при условии, что ни ты, ни там, например, мистик, ни какой-нибудь случайный член клуба, никто не будет всовывать мне в руки или прямо в мозг орудие познания. Условие одно: никто не должен требовать от меня превращения во что-либо угодное его воззрениям, например, в буддиста, кролика или шута горохового.
- А ты кто? - спросил Ниткин с внезапным острым любопытством и взглянул на меня прищурившись, как бы что-то прикидывая на мой счет.
- Разве это в действительности дано знать?
Моя звонкая - я ведь откликнулся громко, живо и почти весело - уклончивость принудила приятеля сникнуть. Он вяло проговорил:
- Тупик... Дорога в никуда... Тебе нужно непременно поискать женщину...
- А как же обещанный тарарам?
- Ладно, пошли, - махнул он рукой.
***
Я-то понимал, что общество начинается с семьи и начало всякого движения, как благодетельного, так и преступного, следует искать именно в ней. Но Ниткин, человек одинокий и в этом смысле самостоятельный, о подлинном значении семьи не знал ничего, он полагал, что достаточно выйти "на люди" и осмотреться в поисках подходящей жертвы, - вот и будет тогда дело в шляпе; почин, мол, состоится преотличный. А поскольку здешний возмутитель спокойствия Сухоносов - не знаю, слыхали ли вы о нем, - с некоторых пор заносился все выше и выше, долго осматриваться и искать, по Ниткину, было незачем. Этот проект, относительно того, чтобы самого Сухоносова поучить уму-разуму, сразу внушил мне сомнения и показался безнадежным, однако я все еще как-то полагался на Ниткина, чьим единомышленником внезапно стал, уповал на силу его воображения и умение приспосабливаться к любым обстоятельствам, хотя не обошлось у меня и без мыслишки дать деру при первом же знаке опасности.
Мы отправились к великолепному особняку Сухоносова. Не скажу - посетили; мы побывали возле него, так будет правильно выразиться. В том месте, где он возвышается, некогда, а в ту пору еще не возвышался, моего приятеля, вздумавшего тогда заделаться партийным оратором, побили металлическими изделиями. Приблизились. Я словно во сне увидел, что Ниткин, преспокойно войдя в ворота, горделиво вышагивает по гравиевой дорожке к сказочного виду крыльцу. Большому кораблю большое плавание, подумал я как-то механически. Сам я благоразумно остался у ворот. Я ожидал всего что угодно, но только не того, что увижу на крыльце какого-то паяца. Я даже не сразу сообразил, что этот аляповатый суетящийся человек и есть Сухоносов. Вызывающе разрисованный халат, кожаные тапочки с длинными, кверху загнутыми носами... Мысленно готовясь к обещанной Ниткиным акции и затем в пути я предполагал довольно торжественную аудиенцию, трудные переговоры, достижение компромисса между отъявленным негодяем, каковым был хозяин особняка, и нашим клубом; а где-то и случай тарарама, после которого что-то радикально изменится в моем адском сновании с тележкой между ангарами и определится окончательно, тот ли Ниткин, кто нужен и полезен Сонечке для ее беспокойных экспериментов. Но увидел человека, чье лицо, искаженное то ли гневом, то ли мучительным недоумением, ясно свидетельствовало: непонятно и неизвестно, как говорить с таким. Я решил ждать, что будет дальше.
Ниткин, должно быть, вообразил, что мы попали на маскарад и сейчас на обширное пространство перед особняком выбегут многие знаменитости нашего города, одетые кто во что горазд, пустятся в пляс, запоют громко и станут радостно приветствовать нас. Он захохотал, даже в ладошки похлопал слегка, а затем пронзительно прокричал:
- Сухоносов, комик неописуемый, ну и вырядился ты, прохвост! А разговор назрел, и я пришел... Я буду крут с тобой...
По сути дела, он констатировал факт своего прибытия, но искусство дипломатии и, собственно говоря, вероятный план нашей акции явно требовали от него большего, и он напрягся, придумывая, что бы еще сказать, пока Сухоносов не открыл рот. Тот уже сбежал с крыльца и устремился к воротам. Они встретились на гравиевой дорожке, и первоначальное мое благодушное ожидание, что негодяй бежит горячо пожать Ниткину руку, быстро развеялось. Хозяин дачи и не смотрел в сторону моего приятеля.
- Сухоносов! - воскликнул удивленно Ниткин. - Или ты меня не узнал? Я Ниткин. Мы пришли. Вон представитель простого народа...
Сухоносов остановился, повернул лицо и с мимолетной задумчивостью посмотрел на оратора. Ниткин невольно улыбнулся, как бы помогая оппоненту поскорее вспомнить его. Сухоносов тихо и без особого выражения произнес:
- Не до тебя, олух.
Думаю, мир в это мгновение утратил для оскорбленного Ниткина цвета и звучание. Должен же был он хоть на миг почувствовать, что почва заколебалась под его ногами, смутиться, пошатнуться! Он ли несгибаемый, толстокожий, нечувствительный? Ничуть не бывало, я знаю, у него легкая и ранимая душа, трепетное сердце. Я думаю, у него и в глазах потемнело, когда Сухоносов так сухо, жестко, как бы пустынно наградил его обидным прозвищем. Но видеть он видел. Из расположенного под дачей гаража медленно выехала бесцветная, как тень, словно призрачная машина и бесшумно покатила к воротам, которые уже открывал откуда-то вынырнувший охранник. Я забегал, стараясь показать, что готов посторониться, не путаться под ногами. В конце концов какая-то дрожь крупно пробежала по тощему телу Ниткина, укрытому поношенным костюмчиком, и это вывело моего приятеля из оцепенения, а я замер, одеревенел, не соображая, что пора бы и засверкать пятками. Внезапно Сухоносов сильно толкнул Ниткина в грудь и на ходу сел в машину, дверцу которой предусмотрительно открыл перед ним изнутри водитель. Струя удушливого газа из выхлопной трубы обдала упавшего Ниткина. Он замахал руками, отбиваясь от нее. Похоже было, что огромный таракан валяется на спине и сучит лапками.