Ляля подняла голову.
— Фу, дурак. Это было самое искреннее признание в любви.
Вокруг нас росла стена приближающейся пыли. Кто бежал в ней, рассмотреть не удавалось, но земля под нами уже начинала дрожать от их тяжелой поступи. Я завел машину.
— Главное до Нового года выбраться из плена. Не хочется встречать его без маминого оливье и батиных тостов.
— Ах, фух, где я? — Застонал змей. — Почему я такой грязный?
Она зашевелился, переползая с заднего дивана к нам.
— Ты где был? — Спросил я его строго.
— Ребята, должен вам сказать, что эти люди очень искусны в иномирском деле, но я их все равно одолел. — Он посмотрел в окно. — Как здесь пыльно. Что это за мир такой неприятный?
— Антош, это огромные животные, которые нас растопчут, если мы не покинем его, но там нас ждет ловушка. Я уже пытался выбраться и чуть не угодил в нее.
— Хм, очевидная тактика.
— И что дальше? — Нетерпеливо поинтересовалась Ляля. — У нас совсем не осталось времени.
— А дальше мы сделаем так, что эти животные побегут в их ловушку. Классная идея, да? — Змей рассмеялся. — Один момент, я ненадолго.
Он закрыл глаза и снова покинул тело.
— В любой непонятной ситуации драпай из тела, спасай душонку. — Прокомментировал я его поступок.
Животные приближались, и вот уже можно было разглядеть их силуэты. Крупные, рогатые, похожие на динозавров из-за толстых ног. Высотой в холке с грузовик. Они даже не заметят наш пикап, сомнут его в лепешку. До первой линии оставались буквально две сотни метров. А ситуация выглядела следующим образом. Если мы спасуем и попытаемся сбежать, то велика вероятность, что угодим в ловушку, расставленную нам, вместе с этими монстрами.
Осталась сотня метров. Ляля крепко держала меня за руку и что-то шептала. Наверное, молилась своим лесным богам. Змей не проявлял признаков жизни. У меня вспотели руки. Они непрерывно гладили руль и селектор коробки передач. Костяные морды животных целились в нас маленькими глазенками.
Осталось пятьдесят метров. Машина тряслась как в лихорадке и мы с ней вместе. Я придавил газ и покатился вперед, думая покинуть этот мир, когда первые животные достигнут куста, помеченного мной. Реакции должно было хватить.
За десять метров до куста произошло чудо, устроенное сами знаете кем. Достигнув определенной дистанции, огромные животные исчезали. За несколько минут они пропали все, оставив после себя только висящую пыль. Антош вернулся в тело.
— А теперь я хочу услышать, что вы делали с моим телом в мое отсутствие?
Глава 8
В интернате с пространством творилось что-то неладное. Можно было видеть в окно один пейзаж, а выйдя в дверь рядом с ним, оказаться в другом месте. Дарик краем уха что-то слышал от Антоша про ткань миров и различные способы плести из нее собственные мирки, примерно так же, как он накрывал пледом стулья, представляя накрытый им шалашик собственным миром. Но тут было совсем другое, глобальное. За каждой дверью находился совсем другой город. Одноклассники, привыкшие к этому, не замечали странностей, а Дарик боялся спрашивать, чтобы не выглядеть невеждой.
После той драки с Хабилом он стал неформальным лидером и немного тяготился этой должностью. Это было лучше, чем терпеть унижения, но приходилось пребывать в постоянном напряжении. Командир и свора его «шестерок» неоднократно пытались подставить его перед мадам Теяб или учителями. Так как действовать в открытую Хабил боялся, он выдумывал различные козни, чтобы опорочить Дарика и не подставить себя.
Учителя, не так хорошо знающие учеников, бывало жаловались на поведение Дарика воспитателю.
— Я все вижу, Тульп, Хабил пытается тебя свергнуть и когда-нибудь, если ты не предпримешь ответных действий, он своего добьется. — Наставнически произнесла мадам Теяб.
— А что я должен сделать, чтобы он отстал? — Наивно поинтересовался Дарик.
Он вырос в среде, где не требовалось бороться за свой авторитет, и потому совершенно ничего не понимал в плетении интриг.
— Ты можешь подчиниться ему. Отозвать в сторонку, чтобы не слышали ребята и признаться, что противостояние с ним тебя утомляет, и ты сдаешься. Можно надеяться, что у Хабила еще осталась кое-какая порядочность, и он не станет болтать об этом. Или же другой вариант. Ты находишь повод не согласиться с решением командира и объявляешь об этом во всеуслышание, чтобы не оставить себе вариантов для отступления. Вы выясняете, кто из вас авторитетнее и если побеждаешь ты, то становишься командиром отряда. Уверена, все его приспешники сбегут от него и начнут признаваться в верности тебе.
Для семилетнего мальчика советы воспитательницы звучали, как пересказ непонятной взрослой книги, причем совершенно неинтересной. Он нахмурил лоб.
— А это обязательно? — Спросил он с надеждой, что нет.
— Разумеется. С этих пор закрепляются способности человека к умению добиваться целей. Серость, незаметность, отсутствие стремления превращает человека в инструмент чужих амбиций. Я понимаю, ты еще ребенок и несколько дней назад мама с папой решали за тебя все вопросы. В этом плане ты аутсайдер. Многие ребята из нашего класса выросли сиротами, добывающими себе еду различными способами, но, как правило, не вежливостью. Тебе повезло, что твои приемные родители развивали тебя, и ты стал физически крепче твоих сверстников.
— Мои родители не приемные. — Обиделся Дарик.
— Приемные, Тульп, приемные. Ты же видишь, что ты один из нас, а не из них. Они присвоили себе право быть родителями, потому что ты не имел голоса, будучи младенцем. Ты привык и просто не знаешь другой жизни. Я уверена, через месяц ты не вспомнишь про них.
Слезы навернулись на глаза ребенка. Он чувствовал, что даже через год будет так же остро скучать по ним, и каждый день ждать их появления.
Спустя неделю жизни в интернате случилось то, что снова заставило его испытать тяжелое чувство рухнувшей надежды. Он сидел на уроке по каллиграфии и старательно выводил острой щепкой на доске покрытой воском чужие буквы. Ему нравилось это делать, нравилась щепетильность процесса и результат, когда буквы получались ничуть не хуже учительских. Вдруг ему почудилось, что кто-то за стеной соседнего класса произнес его настоящее имя. Он прислушался и явственно услышал голос отца и вновь свое имя. Ошибки быть не могло, отец пришел за ним. Не помня себя, Дарик вскочил и побежал к выходу.
— Папа! Папа! — Закричал он.
— Дарик! Ты где? — Отец услышал его.
— Папа я здесь!
Он не успел добежать до дверей. Учительница поймала его у самого выхода. Крепко схватила и потащила к месту в классе, где стояли рукоятки, предназначение которых Дарик не знал. Она дернула одну из них и голос отца пропал. Дарик вырвался и стал звать отца, срывая голос, но он больше ему не ответил. Жуткое отчаяние овладело мальчиком. Он успел уже поверить в свое спасение, во всемогущество отца и его друзей, которым все нипочем. И вдруг этого не случилось. И помешала этому учительница, что-то изменившая рычагом. Дарик кинулся на нее с кулаками, испугав женщину не на шутку. Она не могла справиться с разъяренным ребенком и пропускала удары. Дарик разбил ей нос, разорвал одежду и вероятно мог нанести еще более тяжелые увечья, если бы не вовремя подоспевшая охрана.
Его оттянули от учительницы и положили на пол. Дарик рыдал, сыпал проклятьями и пытался укусить держащего его охранника. Класс все это время следил за происходящим в полной тишине. Никогда прежде они не видели и даже не слышали, чтобы ученик напал на учителя. И в тот момент, когда мальчик просто не мог вынести мысли о том, что все пропало, случилось неожиданное. Эмоции, сжавшись в плотное вещество невыносимого отчаяния, взорвались невидимым и неслышимым взрывом, распространяясь во все стороны ударной волной, ломающей пространство.
Вылетели окна, слетели с петель двери, осыпалась штукатурка со стен, упали картины. Охранника откинуло на несколько метров. Он упал бездыханным телом. Учитель каллиграфии застыла на месте, не чувствуя как у нее под носом собирается новая капля крови. У Дарика закружилась голова. Он закрыл глаза и отключился. Когда пришел в себя, обнаружил, что находится уже не в классе, а в помещении с кроватями, но это точно было не спальное расположение класса. Приподнялся на локтях и огляделся. Он был один, несмотря на то, что кроватей здесь насчитывалось восемь штук.