А Наставник продолжал:
— Надеюсь, вы понимаете, друзья мои, что, пока вы стремитесь не к своим целям, вы живете не свою жизнь?
От этого простого вопроса, заданного вполне вежливо и доброжелательно, Виктор почувствовал, как его бросило в пот. «Черт, ведь это и в самом деле про меня! Как я умудрился дожить до двадцати восьми лет — двадцать девять скоро будет, тридцатник на горизонте маячит! — и ни разу об этом не задуматься?»
Наставник бросил быстрый взгляд в монитор.
— Вот, Марина из Красноярска спрашивает — неужели это значит, что надо быть эгоистом и жить только для себя? Нет, конечно! Надо помогать и семье, и друзьям, и незнакомым людям… Но я хочу, чтобы вы поняли, друзья мои… — Наставник заговорил таким глубоким и проникновенным голосом, что Виктор невольно насторожился. — Хочу, чтобы вы поняли: самый важный для вас в мире человек — это вы сами. Если у вас нехватка энергии, нехватка ресурсов, если вы несчастливы, то вы бесполезны для всех других людей. Вы ничем не можете им помочь, более того — сами повисаете на них мертвым грузом! Помните объявление в самолетах: «Если вы путешествуете с ребенком, при разгерметизации салона сначала наденьте кислородную маску на себя, потом — на ребенка»? Звучит эгоистично, но если поступите иначе — погибнете оба.
Самый важный для вас в мире человек — это вы сами. Если у вас нехватка энергии, если у вас нехватка ресурсов, если вы несчастливы, то вы бесполезны для всех других людей.
Наставник помолчал недолго и добавил с глубокой убежденностью в голосе:
— А исполняя чужие желания, счастливым стать нельзя! И успешным по-настоящему — тоже.
Виктор вспомнил школьного приятеля Вадика. Вот уж над'кем родители тряслись! И на музыку водили, и на плавание, и на английский язык… Мама его была убеждена, что у нее гениальный ребенок, а сам Вадик с тоской смотрел на сверстников, гуляющих во дворе, — у него-то времени не было никогда! Он старался как мог, не хотел маму огорчать, даже в МГУ поступил, а потом, после третьего курса, вдруг бросил университет, залег дома на диване, пьет пиво, играет в компьютерные игры и больше ничего не делает. Даже девушками не интересуется!
— Дальше, как мы помним, идут цели повседневные, рутинные, направленные на выживание. И у большинства, — он сделал пальцами движение, обозначающее кавычки, — у большинства «нормальных» людей на эту рутину уходит большая часть их жизненной энергии, так что ни на что другое уже не остается ни сил, ни времени.
«Ага, — подумал Виктор, — хорошо ему, конечно, говорить… А если приходится? Жить-то надо…»
Он вспомнил, как мать копала грядки на дачном участке, потом поливала, полола, собирала нехитрый урожай, варила варенье, закатывала бесконечные банки… Потом эти «деликатесы» еще и есть приходилось. Было невкусно, но если не съешь и не похвалишь — мать очень обижалась. «Я тут света белого не вижу, как лошадь упахалась, а вы нос воротите?» — спрашивала она, и лицо у нее становилось такое, словно ее оскорбили в лучших чувствах. Конечно, те же огурцы можно и в магазине купить, но при матери лучше было об этом не заикаться. «Там же одна химия! — презрительно роняла она. — А у меня-то все свое, натуральное…»
— И, наконец, третья категория, — голос у Наставника заметно потеплел, он говорил почти с нежностью, — третья категория целей — это цели творческие, те, в которых человек развивается и по-настоящему живет! Нормальное состояние человека — это постоянное творчество. Если человек не творит несколько дней, можно считать, что он уже умер.
Нормальное состояние человека — это постоянное творчество. Если человек не творит несколько дней, можно считать, что он уже умер.
Наставник чуть усмехнулся, но усмешка вышла какой-то невеселой.
— Знаете, как в одном старом анекдоте? «Если муж лежит и не шевелится, ткните его палкой, чтобы проверить, не сдох ли он».
Он повел носом, словно принюхиваясь к чему-то.
— Если человек несколько дней не творит, нет ли запаха от него? Человек должен творить. Тогда он и чувствует себя волшебно, и получает волшебные результаты!
«Да уж… Если так, получается, что я родился мертвым! — подумал Виктор. — И даже этого не заметил. Всегда считал, что творчество — дело художников, писателей, музыкантов, ну, или там артистов. Батя, правда, их считал людьми бездельными и никчемными, говорил, что настоящий мужик работать должен, а не дуракавалянием заниматься, а тут вон оно что получается! Наверное, все-таки Наставник побольше, чем батя, про творчество понимает, да и про жизнь вообще — хотя бы потому, что сам еще жив, здоров и неплохо выглядит!»