Виски немножко помогает кодеину. В любом случае, о чем речь?
— Я пытаюсь идентифицировать молодую девушку, которая была убита в тот же период. Когда нашли ее тело, на ней были брюки, сшитые дома, с таким же рисунком. Девушке было где-то между пятнадцатью и восемнадцатью. Это было в конце июля — начале августа 1969 года. Примерно метр шестьдесят пять, пятьдесят семь килограммов. Темные волосы, вероятно, красила в светлый цвет. Зубы торчали вперед и клык с этой стороны был искривлен. В зубах было много пломб.
Ее улыбка начала гаснуть.
— Что-нибудь из этого звучит знакомо?
Медора покосилась на меня сквозь дым, держа сигарету близко к лицу. — Много лет назад у меня жила такая девушка. Ее звали Чарис Куинн.
Я ощутила, как мое сердце стукнуло дважды от удара адреналина, который прошел через мои сосуды. Мне уже попадалось это имя, но я не помнила, где. — Что с ней случилось?
— Ничего, насколько я знаю, кроме того, что она сбежала. Однажды утром я зашла в ее комнату и увидела, что в кровати не спали, и половина ее вещей исчезла. Она приделала ноги моему лучшему чемодану тоже. Она стянула почти все, что не было приколочено гвоздями.
— Убитую девушку, о которой я говорю, нашли в Ломпоке. Вам знакомы эти места?
— Около Сан-Франциско?
— Не так далеко на север. Ближе к Санта-Терезе. Почему она жила у вас?
— Я была приемной матерью. Моя соседка просила помочь. В округе хотели, чтобы она взяла Чарис, но ее муж был болен. В любом случае, соседка сказала, что социальные службы платят почти сто восемьдесят долларов в месяц, поэтому я и согласилась.
— Как вы уживались?
— Не очень хорошо. Девчонка была дерзкая и непослушная, хотя в том возрасте Джастин была такая же.
— Как долго она жила у вас?
— Пять-шесть месяцев, я думаю. Она появилась в начале марта.
— Можете вы вспомнить дату, когда она исчезла?
Медора сделала кислое лицо. — Я же сказала, она сбежала.
— Извините. Я это и имела в виду.
— Я думаю, в июле. Меня не удивляет, что она плохо кончила. Она была без тормозов, эта девчонка. Не пропускала ни одного парня. Шлялась по ночам. Когда приходила, от нее пахло марихуаной. Я предупреждала ее, но разве она слушала?
— Что случилось с ее родителями?
— Не знаю. В глаза их не видела.
— Сколько лет было Чарис?
— Семнадцать. Столько же, сколько Джастин. Они обе были в выпускном классе. Конечно, Чарис выгнали из обычной школы и отослали в Локаби. Это школа для дебилов и уголовников.
— У вас есть другие дети?
— Нет.
— И вы жили здесь в то время?
— Я жила здесь с тех пор, как мы с Вилбуром поженились в 1951. У нас только две спальни, так что девочки должны были жить вместе. Можете себе представить, что творилось.
— Должно быть, было тяжело.
— О, у них был конфликт по любому поводу — ссоры из-за одежды и парней, круг за кругом.
— А как ваш муж? Где был он?
— Ну, он жил здесь, но половину времени его не было.
— Чем он занимался?
— Он работал в Сирсе, в отделе бытовой техники — посудомоечные машины, холодильники.
Работал по вечерам, выходным и по праздникам.
— Так что он ушел примерно в то же время, что и она?
— Кажется, да, хотя я никогда об этом не думала. — Она нахмурилась. — Вы же не говорите, что он ушел с ней?
— Если она так любила мужчин, почему и нет?
— Во-первых, ему было почти пятьдесят. И я не думаю, что его мог заинтересовать кто-то такого возраста. Он — кобель, но я не могу поверить, чтобы он опустился так низко.
— Он как-нибудь объяснил свой отъезд?
Она затянулась сигаретой.
— Нет. Однажды он ушел на работу и больше не вернулся. Он ушел раньше Чарис, теперь я вспомнила. Я помню, потому что он не увидел Джастин в выпускном платье, а это было четырнадцатого июня.
— А как насчет Чарис? Вы обратились в полицию, когда поняли, что ее нет?
— Я пошла туда в тот же день. Полиция и шериф. Я же получала на нее окружные фонды и знала, что иначе социальный работник поднимет шум.
— Но вы заполнили заявление о пропаже человека?
— Я сказала, в тот же день, хотя полицейский не выразил большой поддержки. Он выяснил, что она до этого сбегала полдюжины раз. И, как он сказал, ей все равно скоро исполнится восемнадцать и она станет самостоятельной. Он сказал мне идти домой и забыть о ней.
— Что вы и сделали.
— А что еще я могла сделать? Я думаю, социальный работник звонил матери.
— Вы думаете, она отправилась назад, к матери?
— Не знаю, и мне было не до того. После ухода Вилбора, я только и думала, как свести концы с концами. На случай, если вы захотите спросить, я никогда больше о ней не слышала. Так же, как и о нем.
— Как насчет социального работника Чариз? Как его звали?
— Не помню. Это было слишком давно.
— Еще только несколько вопросов, и я дам вам отдохнуть. Как Чарис путешествовала? Как вы думаете?
— Не на автобусе. Я знаю, потому что полиция проверяла. Наверное, поймала машину, вместе с одним из хулиганов, с которыми она болталась в Локаби.
— Вы помните их имена?
— Не могла отличить одного от другого.
— Вы слышали о машине, которую украли из мастерской Руела?
— Все слышали.
— Могла Чарис взять ее?
— Сомневаюсь. Она не водила машину. Я предлагала ей помочь получить права, но она так и не собралась. По-моему, боялась провалиться. Переживала, что будет выглядеть дурой.
— Как же она перемещалась?
— Приставала к Джастин и Корнеллу и ко всем остальным. Еще одна вещь, которая всех раздражала — она любила поживиться за чужой счет.
— Я знаю, что уже спрашивала, но может быть, вы как-нибудь постараетесь вспомнить дату, когда она ушла?
Медора покачала головой. — Я только радовалась, что ее нет. Как странно думать, что она была мертва все эти годы. Я представляла, что у нее муж и дети.
— У вас, случайно, нет фотографии?
— У меня нет, но вы можете спросить у Джастин.
— Ну, наверное, это все. Не могу сказать, как я благодарна вам за помощь.
— Если хотите мое мнение, что бы с ней ни случилось, она сама виновата.
Я шла к машине, с одеялом в руках, когда заметила подъехавший седан. Из него вышла женщина. Это должна была быть Джастин. У нее была такая же фигура, как у матери, и такие же бесцветные разлетающиеся волосы.
— Извините. Вы Джастин Макфи?
— Да?
— Меня зовут Кинси Миллоун. Я частный детектив.
— Я знаю, кто вы. Это вас надо благодарить за настроение, в котором пребывает мой свекр.
Ее манеры были странной смесью хладнокровия и возбуждения.
— Мне жаль, но этому нельзя было помочь.
Она посмотрела в сторону дома. — Что вы делаете здесь?
— Я просто поговорила с вашей мамой о Чарис.
Ее выражение было отсутствующим какое-то время, потом мелькнула искра узнавания.
— Чарис?
— Правильно. Не знаю, упоминал ли Корнелл, но мы расследуем убийство..
— Конечно, вы не о ней говорите.
— Точной идентификации еще нет, но похоже на это.
— Я не верю. Что случилось?
— Ее закололи и тело выбросили в районе Ломпока. Это было в августе 1969. Следователи шерифа работали над делом месяцами. Теперь они решили, что пора попробовать снова.
— Но что привело вас в Кворум? Она была здесь всего несколько месяцев.
— Я знаю, что это трудно понять. Когда я была у Эдны, я заметила это одеяло и поняла, что убитая была в брюках из такого же материала. Эдна сказала, что одеяло сшила ваша мама и я пришла к ней. Вы думали, что она сбежала?
— Да, конечно. Мне в голову не приходило, что бедняжка мертва. Я уверена, что Корнелл и его отец помогли бы вам, если бы знали, кто это был.
— Будем надеяться, что это правда. Сейчас мы пытаемся выяснить, что произошло между ее уходом и временем, когда было найдено ее тело.
— Когда это было?