ула рыжеватые букли назад и тоже посмотрела прямо на Полли. - Дивное, дорогой! - Вы можете прокатиться с детьми до города, - заметил толстый мужчина, сидящий по правую руку от Томаса. У него были золотистые бакенбарды и роскошные седые усы - на них собирались все крошки. - Я давно не катался, - воодушевился Томас. - Эти ролс-ройсы наводнили все улицы - я и забыл, что такое сидеть в седле. Ты поедешь со мной? - спросил он красавицу. Так фамильярно, как можно говорить только с семьёй. Теперь Полли всё поняла - это же чужое будущее, вот что! Жаба привела её в дом, который ждёт мистера Тома через несколько лет (а может, и раньше). Убедившись, что её точно не видят, шляпница любопытно примкнула к окну. - Мы приладим другое седло, не дамское, - тем временем уговаривал Том. - И как раз попадём на праздник. - Не поедешь с ним, так он поскачет в ту лавочку, - и теперь Полли пришлось скосить глаза так, чтобы разглядеть говорившую - та сидела по левую сторону от юной особы и, кажется, тоже была с золотом в волосах. - Где она, говоришь? Лавчонка за Фокс-стрит... - Это они про тебя, - услужливо квакнула в ухо Цыганка. - Да, очень милая лавка, - почему-то смутился Том. - И милая шляпница, - шепеляво поддакнул знакомый голос, и не без удивления Полли увидела, что в зале появился никто иной как... - Оскар! - вскричала она и больно стукнулась лбом о стекло. - Это фундук осыпается, - заметил усатый мужчина и, широко улыбаясь, подозвал мальчонку к себе. На Оскаре была чистенькая отутюженная рубашка, колпак поварёнка, а в руках - огромный круглый поднос. - Ты опоздал, дорогой, - по-доброму пожурила его дама, которую толком не разглядеть, - мы только что выпили. - Круассаны не опаздывают, - со знанием дела возразил Оскар. Он был наглым, как и всегда, но все члены семьи относились к нему по-доброму. - Милая шляпница, говоришь? - стала расспрашивать леди. Тут Полли стало не по себе. - А зачем он ко мне ездит? - робко обратилась она к своей спутнице, вальяжно лежащей на подоконнике. - Это ты-ква скажи! Теперь почему-то смутилась Полли. Сейчас понятно - она мастерит для них шляпку, а в будущем-то зачем? - Это моя сестра, - выбалтывал Оскар без остановки. - Она шьёт шляпки также хорошо, как я пеку круассаны. - Но ты их только разносишь, - сдерживая улыбку, возразил мистер Том. - Конечно же, я кое-что и пеку. - Фантазёр! Все рассмеялись, а Полли похолодела от своих мыслей и даже забыла, что хотела пойти вслед за Оскаром и увидеть, чем он тут занимается; оттолкнувшись, она развернулась и полезла через розовые кусты - подальше от дома. - Ну? - допытывалась цыганка, в прыжке подлетая почти к лицу. - Ну? - А что это значит? - Ну-ну-ну? - Что все довольны и счастливы за этим столом? - Ну-ну? - И меня там нет и быть не должно? - Ну! - И Оскар! Этот мальчишка!.. Полли летела прочь по витиеватым садовым тропинкам и между шпалер винограда, продираясь сквозь заросли болиголова - ближе к лесу, откуда пришла. Ей казалось, она вне себя от обиды, а потом она поняла, что ей просто безумно грустно. И когда вокруг снова стемнело, а под ногами захрустел мох, шляпница остановилась. - Зачем ты мне всё это показала? - напала она на жабу, а потом закрыла лицо руками и разревелась, как маленькая. - Я и сама знаю, что такое невзрачная шляпница для джентльмена! Ты жестокая! Злая и подлая жаба! Цыганка продолжила скакать вокруг, но её глаза стали больше - и злее, а желтоватый язык вывалился из пасти. С каждым прыжком монеты внутри неё громко звенели, и вскоре в лесу не осталось ни единого звука, только неприятные: «звяк» и «квак». Сквозь слёзы шляпница разглядела, как своим языком жаба слизнула с неба луну, и лес утонул в непроглядной кромешной тьме. Это была не ночь - Полли любила ночи! - это было другое: неправильное. Словно весь мир ухнул в колодец. Шляпница отшатнулась, зацепила плечом беснующуюся цыганку, а затем стукнулась оземь, ногой угодив в чью-то норку. Поняв, что угодила не только в норку, но и в историю, Полли перестала жалеть себя и постаралась подняться. Тем временем жаба снова расквакалась: - И если ты поверишь мне, то - ква-а! - придушу! Полли зажмурилась и почувствовала длинный язык, обматывающий её с головы до ног, закручивающий в кокон - язык прочнее бечёвки, прочнее стальных оков! Никогда в жизни с Полли не случалось ничего страшнее. Недошитая шляпка упала в грязь, а жаба затягивала свои узлы всё туже и туже: - Верь-ква мне! Верь-ква мне! - твердил её голос, летающий вокруг Полли, как птица. - Просто верь-ква мне! И её слова, казалось, были такими же прочными, как язык. Но Полли зажмурилась и... ...выскочила из кровати. Комната была прежней: стол с шитьём, потушенные лампадки, и только занавески вытянуло наружу через распахнутое окно. Взмокшая и напуганная, Полли сжимала край одеяла, когда Оскар вломился в дверь. Он выглядел лохмато и ошалело. - Я потеряла шляпу, - только и смогла вымолвить Полли, глядя на брата округлившимися глазами. - Я оставила её жабе. Будто это было самым важным в истории. - Глупая, - буркнул ей Оскар в ответ, хотя сам перепугался не на шутку, - это всего лишь сон. А вон - твоя шляпа. И та - надо же! - действительно лежала в углу. Небо уже посерело - надвигался рассвет, - а кружевная вуаль поблёскивала в негустых сумерках. Чудеса! Шляпка готова, а новых стежков - ни единого! Оскар задул свечу и забрался в постель сестры, как не делал очень давно. Обняв её, он подумал, что лучше в этой жизни болеть, чем влюбляться. И хотя он частенько врёт, гораздо реже он всё-таки ошибается.