«Нам не в чем извиняться, – писал он в статье «Вместо апологии». – Мы народ, как все народы; не имеем никакого притязания быть лучше. В качестве одного из первых условий равноправия, требуем признать за нами право иметь своих мерзавцев, точно так же, как имеют их и другие народы. Да, есть у нас и провокаторы, и торговцы живым товаром, и уклоняющиеся от воинской повинности, есть, и даже странно, что их так мало при нынешних условиях. У других народов тоже много этого добра, а зато ещё есть и казнокрады, и погромщики, и истязатели, – и, однако ничего, соседи живут и не стесняются.
Нравимся мы или не нравимся, это нам, в конце концов, совершенно безразлично. Ритуального убийства у нас нет, и никогда не было; но если они хотят непременно верить, что «есть такая секта» – пожалуйста, пусть верят, сколько влезет. Какое нам дело, с какой стати нам стесняться? Краснеют разве наши соседи за то, что христиане в Кишинёве вбивали гвозди в глаза еврейским младенцам?…С какой же радости лезть на скамью подсудимых нам, которые давным-давно слышали всю эту клевету, когда нынешних культурных народов ещё не было на свете, и знаем цену ей, себе, им? Никому мы не обязаны отчётом, ни перед кем не держим экзамена, и никто не дорос звать нас к ответу. Раньше их мы пришли и позже уйдём. Мы такие, как есть, для себя хороши, иными не будем, и быть не хотим».
Несмотря на критику, Жаботинский считал напрасной тратой времени доказывать антисемитам, что евреи не едят на завтрак христианских детей и не изготавливают мацу на крови христианских младенцев. Шумная кампания в защиту Бейлиса, считал он, служит доказательством еврейской вины, ибо оправдываются виноватые. Чудовищные и нелепые обвинения, считал он, надобно игнорировать.
Летом 1913-го Жаботинский отправился в Вену на 11-й сионистский конгресс, в рамках которого проходила конференция сионистов России, и предложил в итоговую резолюцию включить дополнительный пункт: «Иврит – единственный язык обучения во всех еврейских национальных школах России». Для этого, казалось, имелись все основания: за месяц до открытия конференции царское правительство одобрило законопроект, предоставлявший учредителям национальных частных школ права самим выбирать язык преподавания.
Казалось, ивриту дан зелёный свет, и не кто иной, как сионисты, желающие подготовить для Палестины молодых людей, говорящих на языке, одинаково понятном для сефардов и ашкенази, должны пропагандировать язык Торы среди европейских евреев. Увы… На конференции он встретил раздражение и насмешки. Делегаты, несмотря на опубликование правительственного законопроекта в официальных газетах, сочли его сообщение выдумкой и, хотя не могли отвергнуть его предложение (конференция всё-таки сионистская!), одобрили его поправку со смешком и выкриками: «Это закон, который сможет быть проведен в жизнь только в мессианские времена».
Через 35 лет «мессианские» времена наступят, опровергнув мрачные предсказания, и иврит станет официальным языком Израиля!
Жаботинский ушёл, как пасынок. Он чувствовал, что выходит из ворот дома, который называл «своим» и в котором ему говорят в лицо: «Уходи, ты среди нас чужой!» Публика, которая ещё недавно его боготворила, теперь возненавидела. Большинство галута его отвергло, когда он начал борьбу за иврит. Но это было прелюдией к ещё большему психологическому испытанию, которое ему предстояло пережить следующей осенью, когда начнётся битва за создание еврейского легиона…
Бен-Гурион – студент Стамбульского университета
Был ли на перепутье Бен-Гурион? Нет, ему всё было ясно: оттоманизация. В ноябре 1911-го для подготовки к вступительным экзаменам в университет он уехал в Салоники, столицу Македонии – провинции Оттоманской империи, где стоимость проживания была относительно невысокой. Хотя Авигдор Грин продолжал оплачивать обучение сына и расходы на жизнь, его финансовые возможности были ограничены. Денежные переводы стали поступать реже, и зачастую Давид голодал. Однако он не отказался от планов поступления в университет, хотя было ещё одно препятствие, и немаловажное: отсутствие свидетельства об окончании средней школы. Деньги отца и помощь Бен-Цви ему помогли – торговля фальшивыми документами процветала во все времена и не всегда имела криминальный оттенок (вспомним, сколько людей по подложным документам были спасены в годы Холокоста).