— Гилбен, вроде, надеялся на солнечную энергетику, — заметила Ханка.
— О! — Беатрикс хлопнула в ладоши, — Солнечная панель 40 квадратных километров! На сухопутных площадках такие панельные электростанции существуют, и их цена более миллиарда долларов. В открытом океане обошлось бы намного дороже. Это стало бы надгробьем для проекта Лаломена, как по времени стройки, так и по экономике. Когда Гилбен объявлял конкурс: «Вечный хлеб для Африки», он поставил условие, что цена проекта не превысит полмиллиарда долларов, а строительство уложится в 300 дней.
— Но, — возразил журналист, — как рассказал Гилбен, эти условия были объявлены лишь потому, что была авторитетная публикация, обосновавшая такую возможность.
Беатрикс Тайц несколько раз кивнула, и похлопала в ладоши!
— Конечно, так и есть! Публикация называется: «Инженерия и экономика вертикальной морской фермы объемом порядка кубокилометра без применения классических АЭС».
— Тогда это обман, — заметила Ханка, — ведь там применяются АЭС.
— Там неклассические АЭС, — спокойно поправила Беатрикс, — видимо Гилбен этого не уловил потому, что не привык читать инженерные тексты полностью, а ограничивался предисловием и заключением.
— Но, — снова возразил журналист, — на иллюстрации к проекту были солнечные панели, поэтому Гилбен логично предположил, что в проекте используется солнечная энергия.
— Конечно, Эрик, на ферме используется солнечная энергия. Они на крышах обитаемых модулей, ими снабжена каждая из семи плавучих платформ. В сумме их около тысячи квадратных метров, 150 КВт электрической мощности. На 4 порядка меньше, чем надо морской вертикальной ферме заявленного размера. И цифры приведены в тексте.
Журналист не нашел, что возразить, и тогда встряла Ханка.
— А насколько вообще реальна эта программа «Вечный хлеб для Африки»?
— Считай сама: сейчас на режиме полпроцента от расчетной продуктивности, Лаломена отгружает четверть миллиона тонн биомассы в сутки. Еще столько же съедают рыбы и креветки. Их видимо-невидимо вокруг фермы. Можно не глядя ловить сачком с лодки.
— Но рыбы и креветки не могли так быстро размножиться, — заметил журналист.
— Да, Эрик. Но рыбы и креветки умеют собираться в область изобилия кормов.
— Четверть миллиона тонн биомассы в сутки? — переспросила Ханка.
— Да. Продуктивность 5 граммов с кубометра, из которых половину съедает фауна. На максимальном расчетном режиме продуктивность примерно килограмм с кубометра. Можно накормить не только Африку. И не только накормить.
— Что значит не только накормить? — быстро переспросил Эрик.
— Ну, например, — пояснила Беатрикс, — можно снабжать где-то полмира, целлюлозным волокном вроде хлопка. Можно организовать производство морского шелка, это вроде паутины улиток, и производство натурального каучука. Я не говорю про креветочный промысел, хотя он уже есть. Тебе для клиента ведь важны только веганские темы.
— В общем да, — сказал он, — хотя клиента не меньше интересует экология.
— Биотопливо? — предположила она.
— Да. И сколько земель можно освободить от пашни, вернув в природное состояние?
— Ну, Эрик, это зависит от того, сколько людей готовы жрать полезный биологически сбалансированный пудинг из водорослей вместо вредных стейков с картошкой фри. С техническими культурами проще — морская целлюлоза может вытеснить хлопчатник, причем средний потребитель даже не заметит этого. Так же с шелком и каучуком.
Ханка с некоторым скептицизмом в голосе сообщила:
— Когда мы общались с Гилбеном по видео, он уверял, что химики-технологи HortuX научились создавать из водорослей стейки, которые дегустаторы не могут отличить от настоящих, мясных.
— Это понятно, — ответила Беатрикс, — за те суммы денег, что платятся в таких тестах, дегустаторы не отличат карельский картофельный самогон от коньяка Remy Martin.
— Что такое карельский картофельный самогон? — спросила Ханка.
— Это продукт гибридной русско-финской культуры нелегального алкоголя. Цвет как у эмульсии керосина в воде, вкус примерно такой же. Производится так. Берут мерзлую картошку, которая все равно уже несъедобная, измельчают с проросшим зерном, и…
…Дальше последовал рассказ об ужасающей русско-финской технологии напитка, вся прелесть которого в чудовищной мешанине спирта и сивушных масел, остающихся по результату одинарной перегонки с применением старого алюминиевого бидона. Эрик, выбрав момент, перевел разговор на неклассические АЭС, питающие энергией ферму Лаломена. Беатрикс легко переключилась, и популярно рассказала, как устроены семь энергоблоков на плавучих платформах. В схемном смысле они оказались не намного сложнее упомянутых бидонов, переделанных в суровые карельские самогоноварки. В инженерном смысле это были дешевые сверхбольшие двигатели Стирлинга, которые питались теплом тоже дешевых субкритических воднорастворных ядерных реакторов. Бетарикс гордо сообщила: эти Стирлинги являются рекордно-большими поршневыми двигателями — рабочий объем цилиндра 500 кубометров, мощность 1.5 гигаватта. Эти агрегаты имели малую удельную эффективность, зато они были «неубиваемыми» (так выразилась Беатрикс). Это было очень по-аргонавтически: пусть машина расходует в полтора раза больше энергии, чем современные образцы, и пусть выглядит монстром-реликтом XIX века. Но пусть эта машина будет предельно простой и надежной.