– Фокусник? – обрадовалась я.
Кажется, этим я оскорбила какие-то тонкие струны души моего собеседника. Во всяком случае он надулся, словно индюк, и замолчал. Так до конца вечера и сидел рядом, не пожелав обменяться со мной больше ни единым словом.
А праздник набирал размах. Вино и прочее спиртное лилось рекой, тосты становились все отвлеченней и отвлеченней. И уже через два часа никто и не вспоминал, из-за чего собрались. Алину это явно не устраивало. Но не будешь же все время орать гостям: «Эй, вы, это между прочим мой день рождения!»
Поэтому она выбрала на редкость оригинальный способ, решив станцевать на столе среди полупустых тарелок и еще полных стаканов и рюмок. Алина вспрыгнула на стол и прошлась по нему из конца в конец, разумеется, овладев вниманием собравшихся. Своего она добилась, все взгляды были прикованы к ней. Тут же откуда-то возник саксофон, бубен и даже небольшой тамтам. Под их звуки Алина начала грациозно приплясывать на столе, ловко огибая препятствия в виде заливного из судака и лоханьи с зеленым салатом.
Катастрофа случилась возле блюда со злосчастным окороком. Какой-то остряк посыпал его солеными фисташками, многие из которых упали с блюда и раскатились по скатерти. Увлекшись танцем, Алина поскользнулась на кругляшках и с грохотом, которого трудно было ожидать от такой хрупкой девушки, скатилась со стола.
Какое-то время музыканты еще продолжали играть, затем музыка смолкла и все гости с присущей людям искусства импульсивностью бросились к пострадавшей, чудом не затоптав ее насмерть. Никите удалось растолкать суетящихся без толку коллег и усадить Алину на стул. Изрядно набравшийся к этому времени Андрей метался взад и вперед и звал дурным голосом врача.
Между тем Алина ощупала свою ногу и поморщилась.
– Растяжение и ушиб, – сказала она. – Ничего страшного. Успокойся, Андрей, не нужно никакого врача. Я сама себе лучший врач. Продолжайте праздновать.
Гости послушно вернулись к столу. А Алина, обратившись к Никите, сказала:
– Боюсь, что завтра мне не удастся выступить в шоу.
Карабас совсем озвереет. Если с киношниками можно договориться, то как быть с ним, ума не приложу. И как на зло все заняты в своих аттракционах. Разве что Эльвиру попросить.
– Ни за что, – вскинулся Никита. – Это же пародия получится. Зритель меня не поймет. Когда опасность угрожает жизни молодой и красивой девушки, зал сочувствует, а если поставить эту уродину, все будут возмущены, какого черта я в нее не попал. Нужна красивая, а главное, отважная девушка.
И он посмотрел в нашу сторону. Мне, честно говоря, его взгляд очень не понравился.
– Мариша! – затрясла я ничего не подозревающую подругу за рукав. – Мариша!
Но я не успела. Никита меня опередил. И не успела я оглянуться, как обаянная этим красавцем Мариша дала согласие участвовать в его аттракционе.
– Ничего опасного нет, – авторитетно говорила она мне, когда мы возвращались с жонглером и его подружкой в город на машине этой самой подружки. – Алина с ним выступает уже почти два месяца.
– А где та девушка, которая была перед ней? – мрачно спросила я.
– Ты мне просто завидуешь, – сказала Мариша и надулась. – Что не тебя первую пригласили.
– Ничего, долго ждать не придется, – мрачно сказала я. – Завтра он воткнет в тебя пару ножичков, и наступит моя очередь.
Мариша окончательно надулась, и до города мы больше с ней не разговаривали и вообще старались не обращать друг на друга внимания.
Маленький человечек, довольно потирая ручки, опустил письмо в почтовый ящик. Для того чтобы добраться до этого ящика, ему пришлось проехать приличное расстояние на поезде. И поездка эта была отнюдь не первой и, как он подозревал, не последней. Его накопления, которые он сделал на старость, стремительно таяли. Но не это угнетало мужчину, его беспокоило, а ответит ли в конце концов на его чувства предмет его страсти? Ведь до сих пор он еще так и не решился открыться. Это и понятно, он боялся показаться смешным. Ведь он был далеко не молод, не богат, и все, что он мог предложить, – это преданность и честность.
Но все-таки конец близился. У мужчины были довольно крепкие нервы, закаленные многолетней битвой с подрастающим поколением, но он полагал, что такого эпистолярного натиска не выдержит никто. И тогда наступит развязка. Какой она будет, мужчина еще не знал. Но с облегчением вздохнул, потому что об этом должен думать не он.
И еще было одно приятное обстоятельство: сегодня не нужно спешить на поезд и, как обычно, трястись в душном вагоне. То дело, ради которого он приехал в этот город, еще не выполнено. Перед отъездом предстояло еще дважды опустить письма, но главное даже не это. Самое главное – ждать. А в этом мужчине не было равных.