— Я провожу вас, — говорит Грациниан. — С превеликим удовольствием.
А Санктина вдруг оборачивается к папе и маме, говорит:
— Ты, животное, думаешь, что оказал нам услугу, что все прощено и забыто. Это не так, ты — убийца моего народа, и однажды ты ответишь за свои преступления.
Мама говорит:
— Совершенно недальновидно с твоей стороны. Я разочарована.
А папа оборачивается к Санктине только у самой двери, взгляд у него пустой и светлый, и папа смотрит на Санктину долго. А потом подмигивает ей.
Глава 15
В больших городах много предметов в магазинах и много дел у людей, вот как мне казалось. А Саддарвазех сверху оказывается совершенно другим. Шумный, золотой город, где никто, ничего не делает, потому что все время жарко.
Мне нравится гулять по нему, но больше всего нравится сидеть у фонтана и смотреть, каким становится от солнца камень, как шумят официанты и продавцы. Я не вижу тех, кого солнце заставляет разлагаться, но думаю, что многие здесь замерли в шаге от вечной жизни. Ниса говорила, что в Саддарвазехе слишком много таких, как она, и больше уже не нужно.
Народы здесь совершенно неопределимы, все ходят в черном, держатся одинаково и громко говорят на языке, который мне непонятен.
Город грязный, и оттого еще более душный. Мы с мамой и папой сидим у фонтана. И хотя мы в пустыне, под слоем песка — чернозем, в котором я спал и слышал грунтовые воды. Я понимаю, что недостатка воды в Саддарвазехе нет, но бьющая в апельсиновое солнце струя все равно кажется мне роскошью.
Фонтан похож на большой цветок, и струи воды сделаны, словно его опадающие лепестки. А в золоте и воде даже большое, пустынное солнце кажется мне ласковым. Когда холодные капли попадают мне на нос, я ощущаю себя еще счастливее, чем я есть.
А ведь я очень счастлив, потому что счастлива Ниса, а еще потому, что мы возвращаемся домой. У нас самолет через четыре часа, и Ниса едет с нами. Наверное, некоторое время она не захочет видеть родителей. И они хорошо ее понимают, я знаю. А если кто-то кого-то хорошо понимает, это значит, что у них есть шанс однажды снова друг друга полюбить. Кроме того, придет день, когда нам придется посмотреть на Нису и сказать, что нужно сделать что-то еще, чтобы спасти ее и все остальное.
И я надеюсь (не потому, что я ленивый), что это сделают ее родители, потому что учительница никогда не исправляла мои ошибки, говоря, что на это имеет право только тот, кто их совершил.
Мы с мамой и папой гуляем уже два часа и очень устали, так что сидеть у фонтана здорово. У нас пластиковые, золотого цвета креманки с мороженным, на них тот же мудреный парфянский орнамент, в котором видится всякое, и это красиво, а мороженое — очень вкусное. У мамы карамельное, у папы мятное, а у меня лимонное. На лимонном, теряющем свою форму кружочке моего мороженого лежит мармеладка, она одинокая, как взобравшийся на высокую гору путешественник, и мне жалко ее есть.
Папа говорит:
— Октавия, когда ты утверждала, что здесь совершенно невозможным образом жарко, я думал, что ты не совершишь эту ошибку в выборе десерта.
Мама ложечкой подцепляет мороженое, на котором тонкая волна карамельного соуса.
— С чего ты взял, мой дорогой, что я совершила ошибку?
— Судя по тому, что ванночка с карамельным мороженым была нетронута до тебя, ты первая, кто предпочел его сегодня.
— Общество, законы рынка, и даже биохимические реакции в моем организме не детерминируют мой выбор.
— Инсулиново-триптофановая зависимость детерминирует твой выбор.
Они смеются, и на обоих сразу становятся заметными лучи солнца. У папиных зрачков красные точечки, берущиеся от отсвета, источник которого я не могу увидеть, хотя то и дело оборачиваюсь.
Я вожу пальцами по воде, как будто я водомерка. Хотя у водомерки, конечно, нет пальцев. У нее есть длинные лапки, из-за которых водомерка выглядит жутковатой. На самом деле она вполне добрая. Мама говорит:
— Хотите попробовать?
А я говорю, что меняюсь мармеладкой на карамельный соус. Папа добровольно отдает мне листик мяты, и теперь на вершине моего лимонного шарика что-то природное.
Я говорю:
— Там был одинокий мармелад, а теперь листок мяты. Значит, вырос лес.
— Лес на лимонной горе, — говорит папа.
— Звучит, как название романа твоего друга Юстиниана, — говорит мама. А папа добавляет:
— Однако, не хватает названия какого-то наркотика.
Мы смеемся, а потом я говорю: