— Он правда талантливый.
Мама говорит:
— Очень.
А папа говорит:
— Думаю, мое восприятие не заточено для того, чтобы улавливать тридцать процентов его речи.
Мы болтаем, словно бы просто приехали на отдых, и они совсем не ругают меня. С одной стороны я счастлив и страшно по ним соскучился, а с другой стороны я чувствую себя обманщиком.
Я опускаю руку и достаю из фонтана монетку, чтобы больше сюда не вернуться, кладу ее в капкан кармана.
Я говорю:
— Простите меня.
Мама и папа перестают смеяться, а папина ложка замирает в мятном мороженом.
— Милый, ты ведь понимаешь, что…
Но я не даю маме закончить, я говорю:
— Я не должен был сбегать так. И вообще сбегать. Если бы я был честным, ничего этого не случилось бы.
Они переглядываются, а потом обнимают меня за плечи, руки их встречаются, и оба они придвигаются ко мне. Я смотрю на папу. Папа любит видеокамеры, петь и меня. Мама любит сладкое, сцеплять пальцы и меня.
Мне становится так стыдно. И я все еще не могу рассказать им всей правды. Не могу рассказать, что теперь Ниса не съест меня, потому что не станет взрослой. А вообще-то должна была. Понимаю, что теперь мы с ней в пограничной позиции, не там и не здесь, ровно на той черте, где оба несвободны. Понимаю, как родителям страшно, что она пьет мою кровь, но они и половины всего не знают.
Это мамина племянница, и она питается от меня. Вот как все получилось, и они вне себя от волнения.
Папа говорит:
— Не должен был.
А мама говорит:
— Но сделал так. Это твой выбор, Марциан, который привел к последствиям. Может быть, случись все по-другому, эта история закончилась бы намного хуже. Жизнь очень непредсказуема, милый мой, иногда только ошибившись можно прийти к правильному ответу, хотя это и звучит парадоксально.
— Мы любим тебя и волнуемся за тебя, — говорит папа. Он смотрит куда-то вперед, на солнце, будто бы к красному кругу над нашими головами и обращается. — Но ты взрослеешь, и мы нужны тебе для того, чтобы помочь, а не для того, чтобы решать за тебя. Однажды, когда ты станешь очень взрослым человеком, примерно как мы, ты поймешь, что все это было не зря.
— Вы боитесь за меня из-за Нисы? — спрашиваю я. Они кивают, получается совершенно синхронно, странно, словно в фильме.
— Но мы доверяем тебе, — говорит папа. — Потому что любовь это не клетка.
— И не поводок, — говорит мама. — Ты делаешь то, что считаешь правильным и важным для себя.
— Это, безусловно, не значит, что мы позволим Нисе убить тебя, если что-то пойдет не так, — говорит папа. — Мне кажется, ты излишне свободно понимаешь контекст этого разговора. Тяжелые наркотики пробовать все еще нельзя.
— И неосторожно обращаться с электрическими приборами тоже, — добавляет мама.
Я смеюсь. А потом говорю очень серьезно:
— Ниса хороший человек. Одна из самых лучших людей, которых я знаю.
Мама улыбается уголком губ, а папа не улыбается вовсе. Это значит, они вспоминают о родителях Нисы. Я некоторое время слушаю чужую, незнакомую речь вокруг, а еще как журчит фонтан. Мама отставляет мороженое и раскрывает парасоль, у него кружевные края, сквозь которые свет и тень падают на ее скулы, давая им узор.
— Я встретил и твоего друга, папа. Его зовут Дарл.
Взгляд папы становится не рассеянным, как обычно, а растерянным.
— Я думал, он мертв, — говорит папа, а потом улыбается. — Дарл — великолепный социопат.
— Больше был похож на батрака.
— Он уехал просветляться, — говорит папа. — Наверное, у него получилось.
— Ты мне о нем расскажешь?
— У меня сложные отношения с памятью.
Папа знает об абстрактных вещах больше, чем о собственной жизни, но мне ужасно интересно, кто этот человек, в честь которого он хотел назвать меня.
— Ты хочешь увидеть его? — спрашиваю я. Папа качает головой.
— Нам не нужно друг друга видеть.
И я не понимаю, закончилась их дружба или нет. Но спрашивать кажется мне неловким, потому что у папы делается странное выражение лица, незнакомое, как будто вместо него рядом с нами сидит другой человек.
— Мама, а ты помирилась с тетей Санктиной?
Тетя Санктина. Как странно обрести вторую тетю за два месяца. Тетя Санктина и тетя Хильде. Мамина боль и папина тайна.
Мама смеется, смех у нее заливистый, совсем девчоночий, он сливается с говором воды в фонтане.
— Мой милый, — говорит она. — Все это не так просто. Но однажды мы помиримся. У нас есть много времени. Я не ожидала, что у меня будет хоть секунда, а оказалось, что я могу жить со знанием того, что и она жива. Это все очень хорошо. Лучше всего на свете. И без тебя я не узнала бы об этом.